Где-то в чужедальних краях жили двое братьев унаследовавших герцогство после смерти их отца. Одного из них звали Вильхьяльм, другого же Эйрик. Еще, они имели сестру по имени Ингибьёрг, девицу прекраснейшую и весьма ладно скроенную. Всеми их делами заведовал советник Перусь. Однажды он просил руки Ингибьёрг, но не захотели братья свою сестру за него выдать, потому как без титула был он и отнюдь не богач. Но тем не менее изо всех людей был Перусь наиученейшим. Не сказано чтобы эти братья были очень уж умны.

Обычно Ингибьёрг проводила свое время в одной обособленной пристройке, где пила она всегда со своими служанками. Мастер же Перусь, условился с герцогами и со всем народом там, о том, что с того момента, как уходит он за стол вечером, и до тех пор пока не закончит он свой завтрак-питье по утру - не должен никто никаким делом его потревожить и не должны герцоги его не на какой совет вызывать, ибо желал он в это время от любых дел свободным быть.

Еще двое братьев жили в той земле и завидовали они Перусю, а вернее той высокой чести, которой герцоги его удостаивали; и чтобы уменьшить уважение к нему, желали они, неистово, добыть каких-нибудь улик к его позору.

И так случилось однажды, что эти братья бродили бесцельно меж домов, когда все остальные отправились на вечернюю выпивку, и подошли они вплотную к частоколу вокруг терема Ингибьёрг. Cлышат они там внутри звуки великого веселья; тотчас возжелали они пересечь сад и узнать в чем дело. Это им удается и заглядывают они в окно, которое в комнату выходило. Видят они что сидит там госпожа Ингибьёрг, а подле нее мастер Перусь, и кажется этим братьям, что сия парочка забавляется очень нежно с поцелуями и объятьями. Несказанно они обрадовались, ибо добыли сейчас улик предостаточно к позору мастера Перуся. Торопятся братья затем в залу. Но когда приходят они туда, то видят что мастер Перусь сидит как обычно в своем кресле, и рядом с ним двое слуг прислуживающих ему ежедневно. Тут чувствуют они, что совершенно сбиты с толку, и не отваживаются на этот раз кому-нибудь что-либо об этом говорить, но сами между собой решают, что не отступятся от этого дела пока не вызнают правды. Отправляются они покуда к себе.

Следующим вечером приходят братья опять к частоколу и слышат за ним вновь звуки громкого веселья и забав. Cмотрят они затем внутрь терема и видят, что мастер Перусь и молодица ласкаются также как и в прошлый раз. Тотчас поспешают они в залу и застают вновь мастера Перуся сидящим в своем кресле. Выпивает он каждую чашу, которую слуги для него наполняют. Тогда набравшись духу, решаются братья узнать наверняка, что собственно происходит, потому как постигают они, - не может Перусь в двух местах одновременно быть. Они направляются к тому месту, где мастер сидит и обращаются к нему, но он ничего не отвечает*. Возрастает их подозрение и любопытство. Подходят они затем смело и дотрагиваются до него. Тогда узнают они, что кресло, на самом деле, пусто и его там нет. Созывают братья к себе других людей и удостоверяются все в том, что правду они говорят. Доносят тотчас обо всем герцогам. Они собирают немедленно людей, спешат к терему, взламыют двери и врываются внутрь.

Сейчас следует заметить, что мастер Перусь возлежит в кровати с Ингибьёрг и не подозревает парочка не о чем, до самого последнего момента, покуда не услышали они шум и грохот и не взломали пришедшие терем. Обращается Ингибьёрг к мастеру и говорит, что он считай уж покойник. Перусь велит ей сказать ее братьям пламенную речь, и просит ее не бояться. Впрыгивает он в льняные кальсоны, накрывается темно-синим, отороченным мехом, плащем, который он обычно носил, и ложится на трон королевы. И когда герцоги входят внутрь, устремляются они к ложу сестры их и не находят они там Перуся, но замечают, что он лежит на троне. Тогда молвил Вильхьяльм: "Дозволь, брат, мне отплатить ему за наш позор, ведь я из нас старший!" Хватает он затем Перуся с раздражением, пылая яростью, стаскивает его на пол, наступает своей ногой на его ногу, сжимает руку мастера и отрывает ее с первой попытки, всю целиком до нижней части груди, а со второй, разрывает он его на две части. Разлетаются затем кровь, внутренности и прочие нечистоты по всему полу терема; и чтоб сделать сестре побольнее не велят они чистить терем. Удаляются герцоги со своими людьми, госпожа же падает в обморок, видя как обошлись с ее любовником. Вскоре приходит она в себя, и тут замечает, что Перусь, целый и невридимый, приближается к ней. Недоумевает она и не может понять в чем тут дело, и опасается не призрак ли это его тут бродит. Перусь однако успокаивает ее, - говорит, что сам он жив и здоров, и обьясняет, что Вильхьяльм, брат ее, разорвал на куски одно, расщепленное на двое, дерево, которое до сих пор лежит на полу: "но не добрались они до меня". Затем видит Ингибьёрг, - действительно нет не крови не других нечистот на полу. Велит она ему тотчас спасаться бегством. Перусь отвечает, что сначала он оденется, а после отправится в залу. Он поступает именно так.

Когда герцоги увидели его, не знали они что им ожидать еще, и повелели своим людям схватить мастера не медля и заковать в цепи; и было затем это исполнено. Cозывают они великое множество народа и влекут Перуся в лес. Добираются они до того места, на котором вознамерились казнить его; стоит он пред ними в оковах и говорит: "Только что был я связан, но вот вновь свободен*. Однако вы, братья, весьма глупые люди: я просил руки вашей сестры, но не захотели вы выдать ее за меня, ибо полагали, что ничтожен я по сравнению с вами. Однако, хоть я и не такой богач как вы, но конечно вас умнее. И если бы я законно породнился с вами, то могли бы вы в любой момент расчитывать на мудрый мой совет, потому как женившись на Ингибьёрг, никогда бы я с вами не расстался. Cейчас же налагаю я такое заклятье: да приведут вас все ваши деяния и поступки к позору и неудаче!"

Затем видится им, словно он вынимает некий темно-синий клубок ниток из подсумка, что прикреплен был к ремню у него на штанах, и подбрасывает клубок в небо и тот расправляется в одну нить. Кажется всем, cловно Перусь подтянул себя по нему вверх, в небо, с их глаз долой, и исчез таким образом. И никогда его там больше не видели.

* "ничего не отвечает..." - см. краткое примечание к "Визиту в холм" ниже

* "но вот вновь свободен..." - см. краткое примечание ко второй истории "О мастере Перусе" ниже.

Краткое примечание.

Этот перевод выполнен по изданию Hugo Gering "Íslendzk Æventyri", 1882-1883, 1 том, стр-цы 217-223. (во втором томе этого великолепного издания имеется немецкий перевод и комментарии относительно предпологаемых латинских (итальянских) источников этой и двух следующих историй о Перусе. Они же воспроизведены позже в новом сборнике "Leit eg suður til landa", 1944 (Þáttr af meistara Pero). О мастере Перусе говорится также в одной из средневековых исландских "Рыцарских саг" (Clari saga).

Помимо чисто моралистической идеи епископа (и др.) о превосходстве знаний ученого человека над тупой властью денег и их невежественными владельцами, в этой и двух других историях о Перусе присутствует исконно исландский (германский) элемент, - бытовая магия. Любому исландцу в средние века было понятно, что речь здесь идет о двух формах чародейства: "sjón-hverfing" (хотя впрямую этот термин здесь не упоминается, но см. третий рассказ "О мастере Перусе") и kukl - т.е. Перусь сотворил иллюзию своего присутствия в зале, отвел глаза братьям настолько, что они приняли бревно за самого мастера, и, наконец, исчез "в небе".

Древнеисландское "SJÓN-HVERFING" (буквально "[истинного] обличья исчезновение", cравни исл. выражение "hverfa sjónum" "cкрыться из вида") означает "мороку, наваждение, древнерусск. мечтание, позд. русск. навь, видение"; или "отвести глаза, померещилось", как переводит этот термин А. О. Смирницкая в "Саге о Хёрде и островитянах", стр. 482. (См. в сборнике "Исландские саги. Ирландский эпос. ", Москва, 1973).

Исландское ранне-средневековое KUKL (Cравни немецкое gaukler, aнглосаксонское geoglere "заклинатель, фокусник, маг".) означает приблизительно то же, что и "sjón-hverfing".

Первая часть "Младшей Эдды" Снорри Стурлусона "Gylfa-ginning" (Одураченье Гюльви) обрамлена именно как "sjón-hverfing" (видение), которое наслали на шведского конунга Гюльви великие небожители асы (Æsir).

Эти два магических термина наиболее доступно обьяснены в исландской "Саге о ярле Магусе" (Маgus saga jarls):

...Теперь мы упомянем в этой саге о ярле, который правил Странс-боргом. Его звали Магус. Он был мудр и имел много друзей. Во всех искусствах представлялся он ровней Рёгнвальду ярлову сыну. Однако еще одним искусством владел он [превыше] других людей в Саксонии...ибо настолько сведущ был он в [таинстве] рун и kuklara-skapr ("магических трюках"), что сотворял многие виды sjón-hverfing'а (мороки), таким образом, что никто не мог понять происходящее по его воле...[глава 14, стр-цы 196-7]

...Это могут также постичь мудрые, что многие вещи [описанные в саге], были исполнены с [помощью] sjón-hverfing'a (мороки) или другой подобной [магии]. И знаем мы точно, что kuklarar (заклинатели) есть и в других странах, которые сотворяют ровно такое же; и так всем кажется, cловно [вот], отрубили они себе руки, ноги и стопы, но всеж целы-невредимы их [тела] опять как и прежде. И хотя в этой саге не всему можно поверить, все же, вполне вероятно, что Магус [на самом деле] разбирался в чародействе не меньше, чем те, которые в наши дни сотворяют подобную sjón-hverfing (мороку), хоть и не ведают о том невежи; так что вовсе не обязательно такие истории обьявлять ложью...[глава 79, стр. 427]

[цитируется по изданию Bjarni Vilhjálmsson "Riddara-sögur" 2, 1982]

Темно-синий цвет издревле означал в Исландии нечто сверхестественное или магическое. Очень часто предметы, которыми пользуются ведуны и ворожеи при своем волховании и чародействах именно этого цвета (blár). Один, к примеру, или эльфы, также являлись людскому взору как незнакомцы облаченные в плащи и т.д. темно-синего цвета.

Эпизод с исчезновением при помощи клубка ниток в конце данной истории живо напоминает описания обычных фокусов индийских факиров по свидетельствам очевидцев - туристов из Европы.

Неподалеку от того места проживал некий богатый хёвдинг*, величали которого Принцем. Владел он великим богатством и полагал себя превыше любого другого в той земле по количеству и стоимости платья и имущества, лошадям и упряжи.

Однажды выехал он из своего града с двеннадцатью слугами, и вот, скачет на великолепном рысаке, в лучшем своем одеянии, по широкой дороге в одном лесу. Все сопровождающие его слуги были также славно одеты. И когда движется так их процессия по лесу, видят они как какой-то незнакомец скачет им навстречу. Кажется он им высоким и храбрым. Он ехал на лошади настолько прекрасной, что никто из них раньше не видал ей подобной в отношении и роста и шага. Одеяние незнакомца также превосходило все до этого ими виданное. Ну, а поскольку двигались они навстречу друг другу, то поравнялись вскоре и обменялись приветствиями. Тотчас обращается Принц к незнакомцу:

- Отважный человек, - говорит он, - продай ты мне своего великолепного рысака вместе со сбруей, всем твоим оружием и одеждой, ибо не пристало простолюдину одному владеть всем этим. А я отдам тебе взамен моего коня и все мое платье, да прибавлю к тому еще серебряных эйриров*, что б ты не остался в накладе.

Незнакомец и отвечает:

- Не хочу я менять мою лошадь на твою, или сбрую. Да будет доволен каждый из нас тем что имеет!

Принц говорит:

- Ежели не желаешь ты продать или поменяться добром, тогда придется тебе расстаться со всем по неволе.

Он отвечает:

- Хоть и отбираешь ты сейчас у меня мою сбрую - отнюдь не значит сие, что твои тщеславие и жадность будут удовлетворены. Да и не отдал бы я мое по собственной воле, но не могу я противиться вам тринадцати.

Стаскивают они его с лошади, хватают, и срывают с него одеяния, а взамен дают те, что принадлежали их господину. Не сопротивлялся незнакомец. Расстались они на этом и поскакал каждый своей дорогой.

Один из слуг Принца, ибо был он из них мудрейшим, тщательно обдумал только что произошедшее. Он владел диво-камнем, который, если посмотреть в него, предотвращал оптические обманы. Берет он этот камень и смотрит в него, потому как подозревал, что видится им все совсем по другому чем на самом деле. Тут думает он и впрямь странно все обернулось: в действительности скачет его господин на вязанке хвороста, которая связана ивовыми прутьями и тряпичными обрывками, однако всем кажется, что это прекраснейший жеребец с великолепнейшей уздечкой и прочей сбруей. И вот, поскольку всем другим кроме него незаметно подвоха, подзывает он к себе второго-третьего с тем, чтоб они поняли что происходит. Позволяет он им поглядеть в свой камень, и видят они все одно и то же. Тогда рассказывают они обо всем их господину и дают ему самому в том убедиться. Разгневался он несказанно и велел тотчас погнаться за подлым чародеем*, ибо тот был еще не далеко. Они делают как приказано, хватают незнакомца и приводят к Принцу связанным. И когда встретились они, обвиняет его Принц, что тот обманом заполучил его имущество. Перусь (ибо это был он) отрицает сие, говорит, что никогда и не просил чем-либо меняться, и замечает, что это Принцевы собственные тщеславие и жадность обрекли его на такой позор и ослепили его разум; говорит, расплачивайся, мол, сам за свою глупость, и объявляет себя совершенно невиновным.

Принц отправляется домой вместе со связанным Перусем и намеревается казнить его. Собирает он множество народу. Они устраивают судилище на волноломе возле моря, и люди выстраиваются в ряд по всей дороге с тем, чтоб не удалось ему бежать. Считают все там, что Перусь заслуживает смерти за свою магию* и чародейства*. Когда порешили так, берет он слово:

- Какое-то время был я связан, но сейчас желаю стать свободным, и все ж не прыгну в море чтоб погубть себя.

И не успел он сказать это, как уже сидит без пут на волноломе. Вслед за тем видят они как он вытаскивает из свого подсумка маленький кусочек мела и рисует на волноломе корабль со всей необходимой для плаванья оснасткой. Вдруг слышат они сильный грохот и шум на море, и смотрят в том направлении. Затем замечают они, что Перусь уже сам в море на корабле, поднял парус и поплыл этот человек восвояси. Сейчас же расстанемся мы с обитателями сей земли и с Перусем. Будет еще о нем что поведать.

* höfðingi - "вождь, предводитель, правитель; аристократ"

* eyrir (мн. число aurar) - "унция серебра, восьмая часть марки (денежная единица)"

* Чародей - (исл.) galdra-maður "маг, чародей; колдун". (Подробнее см. комментарий к рассказу "Гвюдбьярт Лохматый и Холарский епископ" [заклинательная магия] и примечание к "Древним законам Норвегии" [galdrar])

* Магия - (исл.) galdrar (cм. выше)

* Чародейства - (исл.) gjörningar (сравни др.-русск. "потворы") - cм. примечание к "Древним законам Норвегии" [galdrar].

Краткое примечание.

В этом втором рассказе о мастере Перусе Скальхольтский епископ обличает людскую жадность, высокомерие, глупость и самонадеянность. Что несколько необычно для церковника (хотя, впрочем, довольно обычно для исландского духовенства), орудием борьбы с вышеперечисленными пороками епископ избрал чародея. Несмотря на то, что литературный образ Перуся был, вероятно, взят им из некого латинского источника, Перусь, усилиями Халльдорссона, приобрел очень характерные черты исландского (германского) мага: он творит наваждение, чтоб сделать из зарвавшегося гордеца Принца жалкое посмешище, а когда его связывают, то, как и в первом рассказе, без труда избавляется от пут. Еще предводитель асов-небожителей Один похвалялся, что:

	Четвертое (заклинание я) знаю,
	коль свяжут мне члены
	оковами крепкими,
	так я спою (чары),
	что мигом спадут
	узы с запястий
	и с ног кандалы.

		"Речи Высокого", 149 ("Старшая 
		Эдда"), перевод А. И. Корсуна

Тот же магический прием упоминается и в древней песне "Gró-galdr", где колдунья Гроа учит своего сына защитным заклинаниям в дорогу:

	Это [заклинание "galdur"] пою я пятым, -
	если тебе оковы
	наложат на гибкие члены -
	чары освобождения (leysi-galdur)
	для ног и рук я произношу,
	и спадают тогда путы с рук,
	и с ног оковы.

		"Заклинание Гроа", 10

Да и внезапно появляющийся корабль напоминает древнескандинавское предание о чудесном корабле Скидбландире:

"Скидбландир - лучший из кораблей и на диво искусно (он) сделан...лишь поднимут на нем паруса, в них дует попутный ветер, куда бы ни плыл он. А когда в нем нет нужды...можно свернуть его, как простой платок, и упрятать в кошель, так он сложно устроен (состоит из очень многих частей) и хитро сделан."

"Видение Гюльви", ("Младшая Эдда"), перевод О. А. Смирницкой

Наваждение наведенное Перусем рассеяно с помощью "диво-камня" (náttúru-steinn). Пожалуй, это первое упоминание этого термина в исландской литературе, ибо в более древних сагах подобные магические предметы зовутся lyf-steinn ("лечебные" или "жизне-камни") [СМ ИНГОРЬ: "Московский викинг Ингорь Олегов"], или реже - sigur-steinn. Позже, в Исландии (17-19 вв.) отчасти под влиянием с материка*, развилась даже целая "наука" о таких диво-камнях: о том какие именно их разновидности существуют, и как, и где, их добывать. Самые известные диво-камни это:

óska-steinn - "камень желаний" - исполняет желания. (Существует еще несколько идей относительно иного, "не каменного", происхождения óska-steinn : так его связывают либо с определенной окостеневшей частью редчайшего вида краба (oniscus), либо с вороном. Подробнее см. Йоуна Арнассона или К. Маурера)

hulin-hjálms-steinn - камень делающий невидимым.

lausnar-steinn - помогает при родах. (Некоторые считают, что это не камень, а плод одного растения.)

sigur-steinn - "камень победы", тот, кто носит этот камень на себе, не потерпит никогда поражения (в битве и тд.).

sjónar-steinn (spegils-steinn) - "камень-зеркало" для защиты и информации.

sogu-steinn - рассказывает этот камень обо всем, что захочешь у него узнать.

bern-steinn (agat) - защищает от колдовства, яда, призраков, "немертвых" и тд.

blóð-stemnu-steinn - "камень останавливающий кровь".

líf-steinn - "камень жизни", продливает жизнь, заЖИВляет раны.

skrugu-steinn - дает возможность своему владельцу видеть любую часть мира.

calcedonius - вылечивает безумие и простуды, усмиряет гнев сильных мира сего.

hirundo-steinn - привораживает девиц.

svölu-steinn - делает человека веселым и приятным в общении, оберегает от диких зверей и гнева сильных мира сего.

alabastur - приносит победы и всеобщую любовь.

medo - помогает от болей в ногах и слепоты (может быть ядовитым).

diacodos - если его поместить в воду, то можно увидеть морских духов.

bezoar (=líf-stemn) - приносит мастерство в ремеслах, здоровье и удачу.

Подобная история о том, как при помощи náttúru-steinn(а) было развеяно зрительное наваждение (sjónhverfingar) встречается также и в "Саге о Сигурде Молчуне" (14 век) См.: "Riddara sogirr", bd.III, "Sigurðar saga Þögla", k.49, bls. 252, ut. af B.Vilhjálmsson.

Некие "камни... волшебные" упомянуты в наставлениях др.-русского "Домостроя", что говорит о том, что подобные исландским представления бытовали и на Руси.

* Сравни среднеанглийский рассказ о камне "dyamand" (т.е. об алмазе): "[В Эфиопии.] Об алмазах: того, кто носит с собой алмаз, он наделяет смелостью и мужеством, и он сохраняет руки-ноги в целости. Он приносит ему победу над врагами в раздорах и на войне, дарует его стороне правоту; и он хранит того, кто его носит в здравом уме; и он отводит от него вражду и насилие, кошмары, печали и об-мороки (чары), иллюзии-обманы (прелести) и наваждения лукавых духов. И если какой-либо проклятый ведьмак или ворожей пожелает околдовать того, кто носит алмаз - все те горести и несчастья вернутся к нему же (т.е. ворожею) благодаря силе этого камня." ("Путешествия сэра Джона Мандевиля", ок. 1400 г., гл. XIV (XVIII).) Сравни также древнерусский источник: "Вверху тех палат устроены два золотых яблока, а в них вковано по большому камню сапфиру (самфиру) - для того, чтобы не оскудела наша храбрость. И четыре камня находятся на столбах для того, чтобы чародейки (потворници) не могли чар творить над нами." ("Сказание об Индийском царстве", XIV-XV вв., подг. и перевел Г.М. Прохоров.)

В том месте, куда пристал Перусь стоял некий герцог со своими боевыми ладьями. Не было у него государства, где бы он мог править. Его считали человеком справедливым, соответственно его положению. Истреблял он викингов* и грабителей, но отпускал всех добрых людей с миром. Поэтому было у него много друзей, и не знал он отказа ни в чем у любого конунга. Перусь застал герцога в то время дня, когда готовили повара еду: они разделывали петуха к столу упомянутого герцога. Поприветствовал его Перусь подобающе, да и говорит:

- Велика добрая молва, что идет о тебе, о том, что ты смел в распрях и справедлив с простым людом. Но не желаешь ты разве стать конунгом или ярлом в каком-нибудь крае? Или же не представлялось тебе прежде возможности? Отвечает герцог:
     - Даже и не думал я об этом.
     - А не отказался ли ты стать конунгом, если б подвернулся случай? - продолжает Перусь.

Тот и отвечает:
     - Конечно, уж не был бы я против.
     - Хорошо ли ты отблагодаришь того, кто сему поспособствует?
     - Уж точно получит он вознаграждение, - уверяет герцог.

Молвил Перусь:
     - Согласен ли ты отсчитывать ему по десять золотых марок* каждый год, покуда ты у власти?
     - Десять марок? - переспрашивает герцог. - Да хоть бы он брал все двести.

Перусь и говорит:
     - Не прошу я больше десяти.
     - Их дам я охотно, - уверяет герцог.

На том и порешили. Уходит Перусь.

Там неподалеку проживал в своих палатах один конунг. Он был женат и имел сына трех зим отроду**. И так вдруг случилось, что этот конунг умер в мгновенье ока. Местные жители созвали тинг* чтоб выбрать нового конунга. Собралось там великое множество народу. Туда же прибыла королева со своим малолетним сыном. Считают все самым правильным, чтоб сын усопшего стал преемником его царства. Тут-то и объявился на тинге наш Перусь. Он начал свою речь так:
     - Да, все правильно. Сын является наследником своего отца. Но в данном случае он, увы, слишком юн, чтоб быть настоящим правителем или защитником своего народа. А что случится, если вдруг сюда нагрянут викинги? Или же вы ничего не слышали?

Они отвечают что им, мол, ничего не ведомо. Перусь и говорит:
     - Мне сообщили, что целая флотилия боевых кораблей пристала к берегу. Да вы сейчас и сами можете видеть, что буквально каждая ваша гавань кишит вражескими ладьями. А значит, нет никакого иного выхода, чем призвать какого-нибудь бесстрашного предводителя, который бы смог избавить вас от сей напасти. Ибо враги не замедлят схватить вашу королеву и разграбить ваше добро.

Соглашаются люди, что в его словах есть здравый смысл. Затем же, действительно, видят они, что грозное войско уже в самой их земле. Начинается паника. Некто из толпы вопрошает кого же он, Перусь, считает самым подходящим на роль конунга для их страны. Перусь отвечает, что без сомнений, это герцог, ибо он всегда одерживает победы, умен и предусмотрителен. "А какой он непревзойденный человек в сравнении с другими людьми!" На том и порешили тамошние обитатели, да и сама королева была не против.

Затем Перусь отправляется на встречу с герцогом и говорит ему что, вот, мол, подвернулся, наконец-то, случай принять ему титул конунга. Но это при условии, что он будет отсчитывать Перусю по десять марок золотом каждый год. Герцог же отвечает, что не прочь и выплачивает ему тотчас десять марок. После этого направляется герцог в сторону конунговых палат, и его там радушно принимают. Выбирают его конунгом, и женится он на королеве. Дают ему в руки всю власть в королевстве, и он весьма сим доволен. А то огромное войско, что подошло к границе их страны исчезло настолько быстро, что никто толком и не понял, что с ним сталось.

Проходит первый год правления новоиспеченного конунга, является туда Перусь, как договаривались, день в день, входит в палаты и приветствует его. Конунг встречает того милостиво. Перусь молвил:      - Вот он я, прибыл, чтоб получить причитающееся мне.
     - Да, да, - говорит конунг, - все уже приготовлено.

И отсчитывает ему тотчас десять марок золотом. Дружинникам же это кажется странным.

Второй раз ровно через год в тот же день приходит Перусь и требует свое вознаграждение. Поднимается тут сильный крик в палатах, что, мол, этот человек всегда требует деньги у конунга. И подозревают - что-то неладное в этом кроется. Когда конунг слышит такие толки, просит он Перуся не требовать у него больше денег, хотя велит все же выдать ему и в этот раз десять марок. Тем не менее, Перусь заявляет, что будет добиваться своего, что бы конунг ни говорил, берет очередное вознаграждение и уходит.

В третий раз по прошествии двенадцати месяцев предстает Перусь пред конунгом и требует положенные десять марок золотом. Тут поднимается невообразимый шум в палатах, ибо дружинники говорят, что, мол, этот чужестранец сделал их конунга данником. Думают, точно кроется во всем этом нечто неладное. Когда конунг слышит такие речи, обращается он к Перусю гневно:
     - Да в своем ли ты уме, что осмеливаешься требовать у меня деньги?! Так ли ты хочешь отплатить мне за добрую волю, что я выказал тебе в прошлый раз?! Сейчас же оставь свою наглость, если не хочешь, чтоб тебя избили до полусмерти!

Перусь и отвечает:
     - Тебе даже не стоит надеяться, что из-за твоих угроз я перестану требовать причитающееся мне.

Конунг молвил:
     - Если ты не уймешься, велю я тебя схватить, и на самом деле прикажу умертвить!

Перусь и говорит конунгу:
     - Помнишь ты, где встретились мы впервые?
     - Да, помню, - отвечает конунг.
     - Ага, - продолжает Перусь. - Тогда был ты просто герцогом, и считали тебя справедливым человеком и отнюдь не жадным. Но сейчас, гляди-ка, стоило тебе только разбогатеть, и вот уже стал ты алчным, да скор на неправый суд и расправу. Конечно! Ведь ты получил власть поступать по своей воле. Не так ли? Ну, а поскольку, я сейчас испытал тебя, каков ты есть на самом деле, думаю я, что петух уж сварился!

Раз, и оказывается, что герцог никуда не уходил от своего корабля, а времени прошло не больше, чем потребовалось, чтоб петух [которого повара начали разделывать, когда они только встретились] сварился. Хотя и показалось герцогу, что пробыл он конунгом уже несколько лет, разделил ложе с королевой и правил страной. И все это произошло не без помощи наваждения, да супротив того, как на самом деле было, ибо заморочил ему мастер Перусь голову. Потому как возжелал Перусь испытать герцога, кем тот окажется, когда сможет поступать по своей воле.

То же самое относится и к другим многим, ибо губит того гордыня, кто сильно рвется к власти; и хочет он один всем заправлять. И перестает он также порою уважать того, кто прежде ему помог. И здесь заканчивается рассказ о мастере Перусе на этот раз.

* Если быть точнее, то во времена епископа Йоуна Халльдорса (XIV в.) слово викинг (исл. vikinga) уже обычно обозначало просто морских разбойников, пиратов, а не традиционных (относящихся к периоду ок. 700-1050 гг.) скандинавских викингов. К примеру, испанские китобои, промышлявшие в исландских водах в XVII в. называются hinir spansku vikingar, т.е. испанскими пиратами (сравн. vikinga rimur о них же). Тем не менее, исходный "викингский" оттенок у этого слова в XIV веке был еще достаточно силен.

* Десять марок золотом (исл. X merkr gullz) - tnoerk (марка) состояла из восьми aurar (унций). Стандартная марка весила около 214 гр. (Е. Gordon, с. 207-208.)

** Трех зим - исландцы, как и все древние германцы, до недавнего времени считали количество дней ночами, года же и возраст - зимами. С начала XX в. при подсчете возраста год (aar) употребляется теперь в Исландии в отношении людей, зима же (vetur) - в отношении животных. Впрочем, в провинции до сих пор придерживаются старого порядка, считая все ночами и зимами (сравн. соврем, англ. fortnight - две недели.

* Тинг (исл. thing) - народное вече.

Краткое примечание.

Sjon-hverfing - наваждение, морок, иллюзия (см. краткое примечание к первой истории о мастере Перусе). Подобные ситуации, где пугающие боевые наваждения используются в тактических целях, упоминаются в древнеисландской "Саге об Эйрике Рыжем" (гл. 11):

"Два человека пали из (викингского) отряда Карлсефни, а у скрелингов - четверо, хотя и были викинги атакованы (подавлены?) численно превосходящим вражеским воинством. Викинги идут к своим времянкам (временным жилищам) и пытаются понять, что это было за неприятельское сонмище, которое напало на них на земле. Затем они думают, что настоящим (не иллюзорным) было лишь то воинство, которое приплыло на лодках, другое же воинство было мороком".

Нечто подобное можно найти в "Истории франков" Григория, епископа Турского. Гунны предприняли очередную попытку вторжения в Галлию. Сигиберт выступил против них со своим воинством, предводительствуя большим числом храбрецов. И когда они должны было сойтись на поле брани, гунны, будучи весьма сведущими в волшебстве, наслали перед собой ложные видения самых разных видов и окончательно разгромили своего противника. Войско сигиберта бежало, а его самого схватили гунны 9" Книга четвертая", 29).

В среднеанглийском "Завоевании Ирландии" (1450 г.) рассказывается: "В то время, когда (английское) войско пребывало в Оссори, так случилось, что оно расположилось на ночь в старом замке и вокруг него... Глубокой ночью на него напало столь многочисленное воинство, словно бы несметные тысячи, ударив с каждого фланга, казалось, в яростной атаке свирепо заполонили все окрестности со звенящим оружием, копьями и алебардами, подстегивая себя криками настолько страшными, что эти "эльфийские деяния" не знали границ, как часто бывало в Ирландии. Сие большую часть английского войска настолько поразило и повергло в ужас, что солдаты бежали и укрылись кто в лесу, а кто на вересковой пустоши... покуда они не услышали, что эти крики и шум полностью прекратились и были на самом деле ничем иным, как наваждением".

В коллекции Йоуна Арнасона есть следующий любопытный эпизод из жизни известного чародея Латинского Бьярни: "Был как-то Бьярни на некоем хуторе. Он читал вслух "Сагу о Карле Великом и его витязях", чтобы развлечь его обитателей. Тут тамошние две работницы заявили, что весьма забавно было бы увидеть описанные события и героев этой саги воотчию: "Но ведь совершенно очевидно, что не многое смыслят те, кого ныне величают ведунами, ибо они не в состоянии устроить подобное". Бьярни сделал вид, словно ничего не слышал. Какое-то время спустя, вечером, приспичило сразу обеим служанкам выйти во двор по нужде. Когда возвращались они в дом - глядь, Бьярни стоит под дверьми, да и говорит им: "Посмотрите-ка вниз, на откос поля вокруг хутора, девки!" Они повинуются и видят, что там все витязи Карла Великого сошлись в жестокой сече. Приближается все это с грохотом страшных ударов, треском и шумом битвы. Испугались работницы дальше некуда, и бросились прямиком в объятия к Бьярни. А он принудил их побыть еще немного во дворе, покуда не насладились те полностью. После этого никогда не подначивали они больше Бьярни" (т. I, с. 485, "Об известных чародеях".) Нечто подобное можно найти и во "Властелине колец" профессора Толкина в "Книге 5" (гл. 2, 9).

Жили-были старик со старухой. Они обитали в маленькой избенке, и была у них дочка по имени Хельга — самая красивая девица тех времен. И вот, подошло то время, когда старуха почувствовала что скоро умрет. Тогда позвала она свою дочь и говорит, что жить ей в тягость, и невыносимо уж нести бре-" мя земной жизни. Сожалела она, что ничем больше не сможет помочь она Хельге.

     — Хотя дам я тебе одно шило, — молвила старуха. — Будет оно говорить «да», если тебе вдруг нужда в том случится.

Затем старуха умерла.

Как-то вечером велел старик своей дочери Хельге разделить с ним ложе. Она не соглашалась, а старик требовал этого все настойчивей. Тут она и сказала, что забыла, мол, забросать огонь углями на ночь, но сделать это все же необходимо, не то случится пожар. Отправилась она в кухонную комнату*, воткнула шило в стену и попросила его говорить «да», а сама опрометью бросилась в ночную темень. Спустя какое-то время старик позвал Хельгу, и шило за нее ответило, притом постоянно твердило «да-да». Наконец утомило сие бесконечное «даканье» старика, он увидел, что его дочь пропала, стал носиться по дому, выскочил наружу — искал ее, но не находил. Тогда возвратился он восвояси, и не будет больше о нем речи в этом рассказе.

О Хельге же надобно поведать, что она убежала в дремучую чащу и шла всю ночь, лишь бы оказаться подальше от этого ужаса. С первыми же лучами восходящего солнца вышла она к приветливохму маленькому домику. Она зашла внутрь и увидела некого молодца, который развлекается сам с собою игрой в тавлеи*. Он радушно ее принял и предложил тут поселится, ибо это показалось ему самым для нее подходящим: он одинок, и ему нужна помощница по хозяйству. Хельга согласилась. Она спросила, как его зовут. Он ответил, что его имя Херрауд**. По прошествие какого-то времени Хельга уже ждала ребенка.

Днем Херрауд промышлял то охотой в лесу, то рыбной ловлей. Ночевал же он всегда дома. Но вот повадился он возвращаться все позже и позже, а однажды не пришел вовсе. Хельга ждала-ждала его, да вдруг почувствовала себя нехорошо и, присев на минутку, мгновенно погрузилась в тяжкую тревожную дрему. Тут и увидела она во сне свою матушку. Словно пришла она к Хельге, да и говорит:

     — Предал тебя твой молодец Херрауд, потому как завлекла и очаровала его безобразная тролльша*. Намеревается он на ней жениться. Сейчас же уходи из этого дома, да обуйся задом наперед, и поспеши укрыться в землянке, которая тут неподалеку, у самого старого дуба. Да не мешкай — это ведьмовская великанша** хочет тебя убить.

Хельга тотчас проснулась, завязала на себе обувку задом наперед, и поспешила спрятаться в землянке*. Вскорости к их дому прибежала собака и стала искать Хельгу: носилась взад-вперед, пытаясь унюхать ее след, но не нашла, и с тем убралась восвояси. И тогда услышала Хельга шум вдали, будто что-то тяжелое падает сверху, от чего содрогнулась и наполнилась гулом вся земля. Увидела она сквозь щель в землянке, что это приближается мерзкая тролльша. Она рыскала там и тут, изучая следы, но также не смогла ничего разобрать, и удалилась прочь.

После этого Хельга покинула землянку, и побрела в лесную глушь. Долго она блуждала, пока не вышла

к какому-то быстрому лесному ручью. Вскоре прибежал туда за водой кургузый ребенок, Хельга незаметно опустила колечко в его ведерко. Ребенок ушел, а чуть позже из-под земли вырос карлик-дверг. Подошел он к Хельге, поблагодарил за щедрый подарок его ребенку и пригласил к себе в гости*. Они отправились к большому камню, который открылся, и зашли в него, словно в дом. Внутри сидела жена карлика-дверга. Она также поблагодарила Хелыу. В этом камне разрешилась Хельга от бремени красивым мальчиком.

Как-то карлик-дверг молвил, обращаясь к ней: — Сегодня твой Херрауд женится на ведьмовской великанше, и если ты вдруг захочешь взглянуть на свадьбу — я могу это устроить. Хельга ответила,

что очень желала бы взглянуть хоть одним глазком. Тогда карлик-дверг отправился с ней в одну пещеру. Там он накинул на нее плащ-невидимку. Он велел Хельге проследить — чем будет занята невеста каждый вечер после того, как уходит она с пиршества. На последний же вечер свадьбы должна Хельга показать Херрауду, чем та занимается. Сами торжества продлятся три дня. Под конец велел карлик-дверг позвать его по имени*, если случится нужда. И, сказавши это, он исчез.

В той пещере наблюдала Хельга за сказочным волшебством, а они проходили с невероятным шумным весельем и радостным гамом. Прекрасная статная невеста восседала на скамье и была ростом не выше среднего. Херрауд веселился от души. Вечером невеста покинула пещеру, и не захотела, чтобы ее

кто-нибудь сопровождал. Она отошла недалеко от входа, трижды повернулась вокруг себя и сказала:

     — Стану я какой родилась!

И превратилась она в огромную безобразную тролльшу. Затем она молвила:

     — Явись турс трехголовый*, брат мой, с большой бочкой, полной конской и человечьей плоти.

Тогда появился турс с бочкой, и принялись они оба трапезничать. Насытившись, ведьмовская великанша обернулась трижды и молвила:

     — Стану я какой была!

И оказалась она опять стройной девушкой. На второй вечер все снова повторилось как в первый раз. На третий же вечер нашла Хельга Херрауда, но он ее не узнал. Она незаметно привела его к ведьмовской великанше как раз в тот момент, когда та принялась насыщаться человечиной. Поразился Херрауд до глубины души, да связал из веревок ловушку у входа в пещеру, а сам удалился внутрь. И как только невеста попыталась войти — она попалась в ловушку. Принялась она звать на помощь своего братца. Немедленно явился разъяренный трехголовый турс. Хельга же, не растерявшись, призвала поскорей карлика-дверга. И вот видит она, что прилетела птица, набросилась на турса, разбила ему клювом все три башки так, что он упал замертво. А невеста повесилась на веревках, из которых сплетена была ловушка. И не показалась она Херрауду очень уж красивой, когда валялась мертвой в своем истинном обличий. Только теперь Херрауд заметил Хельгу и был очень ей рад. Он умолял простить его, и говорил, что это ведьмовская великанша заморочила его и толкнула на предательство. Перебрались Херрауд с Хельгой из пещеры в свой прежний домик в лесу и справили там свадьбу. А в самый день их свадьбы карлик-дверг принес им их сына и положил на колени Хельге. Херрауд щедро отблагодарил его за помощь.

Херрауд и Хельга любили друг друга до самой старости, и здесь заканчивается этот рассказ.

* Eld-hús — кухня. На каждом хуторе существовало три обязательных постройки: спальня-гостевая, кухня и кладовая. В кладовой хранили еду. На кухне готовили на открытом очаге, который назывался hloðir (камин?). Дым уходил в круглое отверстие в крыше. В викингские времена eld-hús (=elda-skáli — «дом с очагом») являлся главным строением исландского (скандинавского) хутора, где спали его обитатели и гости (подробнее см. комментарии к «Саге об Эгиле», 1956, с. 767).

* Тавлеи — шашки, шахматы, исл. tefla.

** Herrauðr (Херрауд) — сын конунга Родиана. Упоминается, например, в «Саге об Эгиле» как положительный персонаж (гл. 7, 8, 17).

* Ведьмовская великанша — термин trall-skessa состоит из слов trail (тролльша) и skessa (безобразная великанша, иногда употребляется как синоним слова «ведьма»).

** Йоун Арнасон в предисловии к одному из разделов своей коллекции о троллях (т. 1, с. 142) пишет: «Также skessa или skass — бранное слово, которое употребляется в отношении сварливых и яростных созданий, шумливых и вульгарных грубиянок». Пристрастие тролльш к человеческим мужчинам (что заметно и в приведенной здесь сказке) исландский ученый Эйнар Г. Пьетурссон объясняет следующим образом: «Около 1600 г. два исландских епископа написали по трактату о нашем острове. В обоих трактатах говорится о том, что, собственно тролльш-то тогда видели, тролли же мужского пола все повымерли, и потому в их роду не было потомства. В исландских историях XIX века можно найти множество саг о троллыпах, которые пытаются заполучить себе мужчин для того, чтобы восполнить отсутствие троллей мужского пола в своем роду. Человеческим мужчинам удается сбежать, покуда skessa по их требованию пытается добыть и принести для них с самого далекого мыса Исландии двенадцатилетнюю акулу, якобы для еды. Описан случай, как некий мужчина отделался от агрессивной tröll-skessa так: он ясно показал ей, что настолько не дорос снизу, что от него женщинам совершенно не было проку» (Frændafundur 2», Torshavn, 1997, с. 61—62). На карте Исландии существует название Skessu-hlaup — «прыжок скессы». В том месте, как говорят, одна скесса, подойдя к реке, текущей из ледника в горах, прыгнула через нее с одной скалы на другую. Или же, например, в книге «The Icelandic Journal of Henry Holland» (1810) на стр. 165 повествуется о высокой остроконечной скале пирамидальной формы под названием «Horn» (рог). Полное ее имя — «Skessu-nom», из-за великанши-людоедки, которая подстерегала там путников.

* Землянка (jarð-hús) — возможно, изначально обозначало «подземную пещеру». Собственно, jarð-hús — «дом в земле» — обычное убежище для преследуемых людей в древнеисландской литературе. Например, в «Саге о Вёльсунгах»: «Только один Сигурд спасся. Он скрывался в землянке в лесу, ожидая возможности отомстить» (гл. 6, 7).

* Ребенок карлика-дверга — весь этот эпизод встречается гораздо раньше в «Саге об Эгиле» (XIV в.): «Великан нанес Эгилю ответный удар и попал ему в руку, отрубив ее у запястья так, что меч вместе с рукой упали на землю. Эгиль больше не мог вынести боли, потому встал с ложа и отправился в лес. Он вышел к какому-то потоку и подумал, что ему полегчало отчасти, когда он опустил руку в воду и она омыла ему рану. Затем Эгиль увидел ребенка карлика-дверга, выходящего из скалы с ведром за водой. Эгиль сорвал зубами золотое кольцо с пальца и бросил его в ведро. Ребенок убежал с ним назад в скалу. Немного погодя из скалы вышел карлик-дверг и спросил, кто же был настолько щедр с его ребенком. Эгиль назвал свое имя и прибавив, что, судя по тому, как все для него обернулось, он теперь не очень-то нуждается в золоте. «Мне больно это слышать, — сказал карлик-дверг, — пойдем-ка со мной в скалу». Эгиль так и поступил» (N. Palsson, P. Edwards. «Two Vikings Romances», 1995, с. 68-69).

* Сравн. в «Младшей Эдде»: «Тор ушел в восточные земли избивать троллей... Асы тогда пригласили великана Хрунгни-ра к себе на пир в Вальгаллу... И когда он сильно опьянел, то не было с его стороны недостатка в громких словах и угрозах... И когда асам порядком надоела его похвальба, они назвали имя Тора. Немедленно Тор вошел в залу в великом гневе, с занесенным молотом». Исландец Иоун Ученый (XVII в.) недвусмысленно комментирует это место: «Конунг-великан Думбр прекрасно выучился магическому искусству Тора (Þors natturu-kunst) быстро оказываться там, где его звали по имени, и приходить другим на помощь, когда их жизни грозила опасность. Оттого у него было много друзей, и его причисляли к прославленным духам-помощникам (hjalp-vasttir) («Eddurit Jons Guðmundssonar Lærða», bd/ /bls 56). Примеры употребления этого магического искусства встречаются также во многих других источниках.

* Трехголовый турс — по древнесеверной традиции, турс (древнеангл. þurs) — Безобразное многоголовое чудовище, поедающее людей. Имя третьей руны норвежско-исландского рунического алфавита — «турс»; обычно ей приписывается магическая разрушительная сила (ср. «Речи Скирнира», 36). Еще в XIV в. в Норвегии была сильна вера во вредоносное влияние турсов, которых тогда уже воспринимали как своего рода демонов, о чем свидетельствует, например, руническая палочка, обнаруженная при раскопках в городе Бергене. Заклинание, вырезанное на ней рунами, гласит: «Режу я исцеляющие руны, режу я руны помощи... трижды против турсов». Довольно рано, что уже явствует из древнеанглийской поэмы «Беовульф», написанной католическим священником в VIII в., турсов стали путать с другой разновидностью древнегерманских великанов — ётунов. В том же «Беовульфе» чудовище Грендель называется то ётуном, то турсом.

Краткое примечание

В данной сказке заметны чрезвычайно древние языческие корни. Так, все наиболее дикие и злые деяния в этой истории (сожительство ближайших родственников, каннибализм, поедание конины) служили основой самых ранних сводов запрещений, утвержденных католической церковью для германских язычников. Языческий ритуальный каннибализм был запрещен как в христианских норвежских законах, где связывался с колдовством и «состоянием тролля», так и в более ранних франкских и древнесаксонских судебниках. «Если ворожей-оборотень (stria) любого пола съест человека, он будет приговорен к штрафу в 8000 динариев или 200 солиди» («Салическая правда»). Если кто-нибудь верит в то, что некий муж или жена — ворожей-оборотень (strigani), то есть, тот, кто ест людей, и посему его (ее) сожжет, или же отдаст его (ее) тело на съедение другим, или же сам съест ворожея — лишится тот головы» («Первый саксонский капитулярий»). Запрещение есть конину встречается в первых исландских христианских законах (см., напр. «Сагу о Ньяле», гл. V, или «Islendingabok», XIII в.). По мнению Э.В. Гордона, это было связано с тем, что в языческой среде конь считался священным животным, его приносили в жертву, а часть его плоти, сваренную после жертвоприношения, съедали («An Iutroduction to Old Norse», с. 209). Обилие отсылок к антиязыческим законам позволяет предполагать, что в создании сказки участвовал некий верующий христианин, привнесший в текст элементы назидательности.

В данной сказке заметно влияние древней «Саги об Эгиле Одноруком и Асмунде Убийце берсерков».

Как сказывают, жил на свете один князь по имени Полинианус. Был он горд и имел при себе множество вассалов. Жена его также слыла гордячкой, выделялась знатностью происхождения и жаждой власти; но при всем притом не хранила верность супругу, ибо благоволила одному рыцарю гораздо более нежели чем собственному мужу. Вследствии чего и желала тайно, всем сердцем, своему Полинианусу смерти. Тут как раз обьявляет ей князь, что хочет он совершить паломничество за море и наказывает ей вести себя благопристойно в его отсутствие, да рачительно относиться к его добру и деньгам, и просит ее об этом пламенно.

     - Божьей милостью будет все сохранно, - отвечает она.

И лишь только ступил муж ее за порог - тотчас посылает она за одним ворожеем*, и когда пришел тот к ней, говорит она: "Муж мой только что отбыл паломником в далекие земли. Если ты своим искусством найдешь способ погубить его, да так, чтоб сюда он уже больше не воротился - за сию услугу получишь ты тогда от меня все чего не пожелаешь." Ворожей и отвечает: "Знаю я способы как изве'сть князюшко где бы он нынче ни был, но за такие мои труды жажду я ничего иного, чем сердечной твоей любви."

Соглашается она на это условие. Затем приступает ворожей к делу и вылепливает из воска с землею-прахом истукана с подобным князю обличием и помещает его пред собой на расстояние полета стрелы.

Сейчас же самое время вернуться к Полинианусу, который продолжает свое паломничество и, гласит сага, был он уже на дороге в великий Рим-град, как однажды по пути, встречает он некоего книжника. Приветствуют они друг друга и князь спрашивает встречного о новостях, но тот вдруг замолчал и лишь вздохнул тяжко. Князь и говорит: "Добрый мой книжник, открой мне, что гнетет тебя, что омрачает твой разум?" Отвечает книжник: "Печалюсь я по причине грозящей тебе гибели, - молвил он, - вне сомнения, умрешь ты нынче же, если не будет что-либо предпринято." Встревожился князь: "Поведай в чем тут дело." Книжник и говорит: "Да будет тебе известно, что жена твоя - шлюха, ведет себя соответственно, и так уж повелось с нею давно. В день сей готовится она сжить тебя со свету."

И когда услышал князь все это, встал он словно громом пораженный, бормоча: "Знал я прекрасно о том, что жена моя шлюха и притом давно, однако не ведал, что приуготовляет она мне погибель. Но если существует на свете хоть какое- нибудь средство или способ спасти мою жизнь - не медли, яви его мне и буде он успешен - все мое добро и состояние перейдет в твои руки." Успокаивает его книжник: "Разумеется на все есть совет да помощь. Даже в этом случае. Особенно, если будешь ты во всем меня слушаться." Князь соглашается: "Готов я сделать все, что ни прикажешь."

     - Мда-с, - говорит книжник, - хозяюшка твоя наняла одного ворожея и погубит он тебя сегодня же своим ведьмовством* и нашептыванием*. Изготовил он истукана личиной подобного тебе, воздвиг его перед собою и вот-вот зачнет стрелять. И попади он в грудь твоему двойнику, умрешь ты мгновенно на том самом месте, где застигнет тебя его выстрел. Конечно в случае, если никто не убережет тебя от сего. Итак, сейчас же, живее, поступай как я тебе велю и возможно, тогда, спасу я твою жизнь. Скорей разоблачайся и поспеши в мое жилище, в ту из комнат, где успел я уже приготовить ванну и войди в нее.

Князь исполнил все, как было велено и затем протягивает ему книжник золотое зеркальце, поясняя: "Ну теперь, убедишься ты посредством его, что все только что поведанное мною - правда."

Некоторое время спустя просит он князя в ванне повторить ему, что тот видит в зеркальце: "И описывай подробно то, что открывается тебе!"

Князь отзывается: "Вижу я, что все происходит в доме моем равно как и рассказал ты мне. Колдун сгибает свой лук и целится в мое подобие." Книжник и говорит: "Теперь, во имя жизни, насколько ты ею дорожишь - только ты заметил, что натянул он тетиву и собирается пустить стрелу, в тот миг пока она летит, не мешкая ныряй в воду, если желаешь смерти избегнуть! Ибо попади он в двойника, мигом отзовется это в тебе самом".

И когда князь смотрит в зеркало и замечает, что проклятый колдун окончательно изготовился к стрельбе, быстро погружается он под воду. Затем поднимает он голову опять и спрашивает его книжник: "Что видишь ты сейчас?" Отвечает князь: "Колдун стреляет в двойника выстрелом, который наводит на меня дрожь." Ободряет его книжник: "Благая надежда в произошедшем только что для тебя, - молвил он, - попади ворожей в истукана - быть тебе сейчас уж мертвым." Велит книжник смотреть ему далее в зеркальце и сообщать обо всем, что он там увидит. Князь и говорит ему, что ужасный лук снова согнут и приготовляется колдун стрелять еще.

     - Повтори все в той же последовательности что и раньше, - торопит книжник, - иначе ты покойник.

Тотчас прячет князь голову пол воду, а когда появляется над поверхностью вновь, говорит он книжнику: "Мгновенье назад был я очень испуган, ибо казалось мне, что вот-вот попадет он в двойника. Затем, ага, вижу колдун зовет хозяйку говоря: "Если я промахнусь и в третий раз, тогда обречен на смерть я, но не твой муж; а моя хозяюшка рыдает и содрогается." Говорит книжник: "Еще взгляни в зеркало и скажи что видишь." Князь отзывается: "Он собирается вновь натянуть тетиву, чтоб выстрелить по истукану и сейчас напуган я более всего."

     - Делай все как раньше и нет тогда никакой нужды бояться.

Князь следует указанию и когда опять выглядывает из воды, смотрит он в зеркальце и лик его становится куда более светел, чем до сих пор. Книжник и спрашивает у него: "Молви, что произошло, что видишь?" Князь отвечает: "Колдун выстрелил в истукана, но поразил в результате свои легкие и тотчас же испустил дух; а хозяюшка, вся в великой скорби, подхватила его тело и отволокла под свое ложе." Книжник и говорит: "Помог я сейчас тебе спастись, а значит наступило время получить мне мою награду, и после ступай себе с миром." Князь отдал ему сколько тот потребовал и затем расстались они.

Возвращается князь домой в свою землю и извлекает труп колдуна из-под кровати своей супруги. Отправляется он затем к управителю тех краев, должность которого по-английски называется мэр и доносит ему о деяниях жены своей в его отсутствие и в подтверждение своих слов открывает что обнаружил он под ее ложем. Тогда заковали ее и предав казни изъяли сердце из ее груди и разъяли его натрое другим в назидание. Князь же женился заново и завершил свои дни на земле в мире и покое и тд. и тп.

* князь - в древнеисландском тексте "keisari", буквально "цезарь, кесарь, цесаревич"

* ворожей (колдун) - (исл.) galdra-maður (См. комментарий к рассказу "О мастере Перусе. История вторая" [чародей].)

* ведьмовство - (исл.) kunnátta "знание, опытность, сноровка" - в переносном смысле, буквально "то, что знаешь, ВЕДаешь, - ВЕДовство, знахарство; ВЕДЬмовство" (См. также комментарий к рассказу "Гвюдбьярт Лохматый и Холарский епископ" [ведун].)

* нашептывание - (исл.) galdrar - мн. число от galdur "заклинания; магия" от глагола gala "петь; заклинать, нашептывать" (См. также комментарий к рассказу "Гвюдбьярт Лохматый и Холарский епископ" [заклинательная магия] и примечание к "Древним законам Норвегии"[galdrar].)

Краткое примечание.

В своих комментариях Хуго Геринг указывает на то, что источником этого рассказа мог быть некий эпизод из "Деяний римлян" ("Gesta Romanorum", гл. 102). Также он считает, что Йоун Халльдорссон был знаком с ныне утраченным среднеанглийским вариантом этой же легенды о князе, неверной жене и магии, что явствует из наличия в исландском тексте английского термина "мэр", и некоторой путаницы при описании должностей: к примеру, князь (буквально "цезарь, царь") испрашивает правосудия у мэра!

В этой связи можно упомянуть здесь и о существовании подобной истории (но без наема колдуна, и с печальной концовкой) в "Истории франков" Григория, Епископа Турского, кн. VI, гл. 13.

Колдун, нанятый неверной женой, использует для попытки умервщления князя древнейший прием запрещенной магии. Этот прием упоминает, например, в 8 веке в своих церковных законах англосаксонский архиепископ Эгберт (Ecgbyrht). В зависимости от степени тяжести причиненного вреда, наказанием там за подобные колдовские манипуляции служил либо принудительный трехгодичный пост на хлебе и воде, либо же аналогичный семигодичный пост. В старинных русских руководствах по заговорной и вредительской магии XVI-XVIII вв. встречаются описания сходных приемов волшбы.

Вода, также, является одним из довольно распространенных средств борьбы и обезвреживания вредоносного колдовства. (См. о том же - Дж. Толкин "Властелин Колец", том первый; "История Среднеземья, том 10.)

Жил человек по имени Торлейв. Он был сыном Торда. Торлейв родился на самом верхнем хуторе горного кряжа Тунгур или Хреппар. Как-то, в первый год своей жизни, лежал он годовалым младенцем в колыбели, а рядом сидела его мать; тут вдруг входит к ним незнакомая юная девица и здоровается с последней. Просит она затем мать Торлейва помочь ее матери, поскольку та лежит в родах и никак не может разрешиться от бремени. Получает она ответ, что нельзя мол оставить Торлейва без присмотра. На это, девица соглашается побыть с ним в ее отсутствие. Cледуя затем указаниям незнакомки cпускается женщина к внешней границе, возделанного вокруг их хутора, поля и подходит к одному холму там; в нем же открыты были двери*. Мать Торлейва входит внутрь и оказывается в том месте, где лежит некая женщина в родовых муках. Она ее приветствует и тотчас делает все, что необходимо в таких случаях. И омывши и спеленав новорожденного, возвращается она домой. Застает она там картину великого веселья: юная незнакомка забавляет лежащего в колыбели младенца, а тот смеется ото всей души. И незамедлительно по возвращению матери Торлейва удалилась девица.

Вырос там Торлейв подле своей матери и начал он с очень ранней поры проявлять в себе незаурядные способности. Решили тогда люди, что должно быть это дар - следствие добрых пожеланий эльфы*. Позже стал Торлейв скальдом и считали его крафта- или аквайда-скальдом (поэтом-магом). Полагали также, что занимается он волхованиями* и прозвали его потому Чаро-лейфи.

* "открыты двери в холме..." - см. краткое примечание к "Истории о бедной девушке и Сокрытом Народе" выше.

* добрые пожелания эльфы - (исл.) fyrir-bænir álf-konu-nnar, буквально "(добрые) пожелания (мольбы; проклятия) эльфо-женщины-этой".

* занимается волхованиями - (исл.) fara meðgaldra , буквально "ходить с магией (по соседям и пр.)". Сравни один из пунктов древнего церковного закона Исландии, который запрещает практиковать ворожбу и магию: fara meðgaldra okfjölkyngi.

Краткое примечание.

Традиционно принято при комментировании подобных рассказов обращать внимание на "лейтмотив" о людской помощи эльфам при родах. Хотя ведь и сами эльфы весьма часто помогают смертным в подобных ситуациях, о чем множество свидетельств. Однако, наиболее интересным, на наш взгляд, является здесь упоминание того, что эльфы способны наделять понравившихся им людей особыми ("эльфийскими") дарами:

	...Время настало когда предначертано было, чтоб Артур (британский король) родился.
	Как только он появился на свет, эльфы приняли его,
	они заговорили (bigolen) ребенка могучими чарами (galdere),/ они дали ему силу величайшего воина.
	Во-вторых, они предначертали ему быть благородным королем.
	Третье он получил от них - дар долгой жизни.
	Они вручили ему, королевскому наследнику,
	наиболее превосходные дары,-
	дабы он стал самым щедрым изо всех живущих людей.
	Этим эльфы наделили его и, затем, этот ребенок процветал...

Так написал в 13 веке, в своей поэме "Брут", английский священник Лайамон. Это стало одним из последних отголосков древней германской веры в то, что сразу после рождения к каждому ребенку приходят "богини" судьбы норны (cр. греческое мойры), и предначертывают всю его будущую жизнь. В зависимости от того, норны какого именно рода пришли к новорожденному зависела его судьба:

"И эти (норны) из рода "богов", а другие эльфийского рода. Третьи же из семейства карликов-двергов. Т.е. некоторые норны из рода асов, некоторые эльфо-рода, а некоторые дочери Двалина." (Младшая Эдда, "Видение Гюльви")

"Много их и все они разные: некоторые из семейства асов, некоторые из семейства эльфов, некоторые дочери Двалина." ("Сага о Вёльсунгах", гл. 18).

Позже, в период упадка представления об образе истинных эльфов, их отделили от норн, и обьявили и тех и других "злыми", определив их в пособники колдунам и тд. (Cм. "Сагу о Хрольве Жердинке", гл-вы 15, 47-48.)

В данном рассказе благодарные "добрые" эльфы (хотя уже не норны эльфо-рода) наделили Торлейва Тордарсона (Чаро-лейфи) одним из основных эльфийских даров - способностью к волшебному стихосложению, имеющему магическую силу завораживать (очаровывать) слушателей, и талантами к белой магии: искусству постигать таинства чародейских знаков (galdra-stafir), резать руны (rúnir), разбираться в травах (grös), диво-камнях (náttúru-steinn), силой изгонять призраков, немертвых и тд. (Cм. об этом подробнее продолжение саги о Чаро-лейфи в сборнике Йоуна Арнасона.)

Таких как Чаро-лейфи поэтов, в Исландии, называли krafta-skáld(ами) или ákvæða-skáld(ами). Йоун Арнасон дает им следующее определение:

"Те люди, которые всегда были на чеку, готовые выдать стихотворные "висы" экспромтом своей (от злых сил) защиты ради и, особенно те, что произносили слова, которые непременно сбывались (áhrins-orð) прозывались "скальдами силы" (krafta-skáld) или "поэтами провозглашающими грядущее, повелевающими чему должно сбыться" (ákvæða-skáld). [Их называли так,] ибо полагали, что настолько могучая чародейская сила (kynngi-kraftur) была присуща их стихам или были они настолько духовно сильны (and-ríkur), что ничто не могло им противостоять. Самый лучший пример тому -"Прядь о Торлейве Ярловом скальде" (Торлейве), который отомстил Хакону Языческому Ярлу за смерть своих товарищей и захват имущества, сочинив о Хаконе "нид" (позорящую поэму), возымевшую cамые неблагоприятные последствия для Хакона." (См. еще краткое примечание к рассказу "Юная эльфа по имени Има".) Также, "силовые скальды" обладали способностью, посредством своей поэзии, насылать глубокий сон на врагов и так часто спасались они от близкой смерти. (См. например, "Сагу о Хёрде", гл. XVII и "Сагу об Одде-стреле", гл. XVI.) Здесь же уместно вспомнить эльфу Лютиэнь из книги Дж. Толкина "Сильмариллион", которая обладала подобными талантами. Об эльфах, наделяющих смертных особыми "духовными" дарами повествует и рассказ того же автора под названием "Кузнец из Большого Вуттона".

Ф. Нансен утверждает, что в известной ему версии исландской баллады про эльфов "Сон Катлы" (16 в.), ребенок этой смертной Катлы, получивший имя от эльфа Ари (но не его сын), некий Ари Марссон, стал прославленным мореплавателем, ибо "унаследовал" вместе с эльфийским именем таланты и удачу моряка. (См. F. Nansen "In northern mists".)

Краткая версия рассказа о Чаро-Лейфи дается также в книге К. Маурера (на нем. яз.)

В заключении, говоря о Чаро-Лейфи (Торлейве Тордарсоне), необходимо, конечно, упомянуть здесь самое громкое событие его жизни, - в 1611 г. вместе с другим "силовым поэтом" того времени Йоуном Гвюдмундссоном Ученым (наиболее, кстати, известным "специалистом" по Сокрытому Народу в средневековой Исландии), Торлейв посредством сочиненных ими магических рифм изгнал самого страшного за всю историю Исландии "немертвого" (draugur), который своими яростными нападениями запугал было целую область Стад (Поселение) в Снай-фьоле (Снежных Горах).

О священнике Эйрике из Вогр-оса (1667-1716 гг.) существует довольно много саг и противоречивых рассказов. Из Сельвог, области священника Эйрика, присланы самыe лучшие и наиболее примечательные истории о нем. Преподобный Магнус Гримссон также собрал немало саг об этом священнике "со слов и по записям Брюньольва Йоунссона, школьника из Хруни, со ссылками на то, что рассказывают об Эйрике жители Борга-фьорда. Эйрик был сведущ в мистериях древних* и чародействе*. Часто входил он в холмы и, вообще, совершал множество необычных вещей. Он никому не повредил своим ведовством*, хотя иногда и "подшучивал", особенно над теми, кто приставал к нему со своим любопытством, и навязывался к нему, непрошенный, в спутники. Обычно Эйрик исчезал со своего хутора каждый субботний вечер и возвращался не раньше воскресного утра. Никто не знал где проводил он все это время."

Однажды попросил некий юноша позволения у священника Эйрика отправиться вместе с ним туда, куда уходил тот каждый субботний вечер. Эйрик долго отказывался и говорил, что не будет ему большой пользы от этого. Однако парень очень настаивал и наконец уступил священник и пообещал захватить его с собой как-нибудь. И вот, некоторое время спустя, отправляется он, как обычно, в путь и берет юношу с собой. Погода тогда стояла тихая и ясная. Они пересекают возделанное, вокруг хутора, поле и подходят к одному холму там. Священник ударяет по нему тонким прутом спроти*. В следствие чего холм открывается и выходит оттуда некая зрелая женщина. Она приветствует Эйрика как старого знакомого и приглашает его внутрь. За ней следом появляется незнакомая юная девица и зовет священникова спутника также внутрь.

Все вместе входят они в холм и оказываются в просторной комнате. Сидело там по кругу множество народу на досчатом возвышении на полу. Сажает Эйрик юношу у самой двери, сам же помещается среди людей напротив. Кажется священникову спутнику весьма странным то, что молчат все там, словно воды в рот набрали и поэтому стоит внутри гробовая тишина.

Тут выходят прочь обе женщины, но вскоре возвращаются обратно, неся в руках нож и корыто. Затем направляются они к сидящему с самого края круга, на противоположной от парня стороне двери человеку. Подхватывают они его, кладут головой на корыто и режут беднягу в нем словно ягня. Покончивши с этим, хватают они его соседа, а вслед за ним всех остальных, по порядку, и повторяется с несчастными вновь вся ужасная процедура. Никто даже и не пытался сопротивляться, и притом не один не проронил не звука.

Cтранно, но незаметно было по Эйрику, чтоб он проявлял хоть какое-нибудь беспокойство по поводу происходящего, чего конечно нельзя было сказать о пришедшем с ним юноше. Видит он, что страшные эти женщины даже и не думают остановиться, пока всех там не перережут; и когда приходит очередь Эйрика, хватают они его и режут как прочих. Тогда возопил парень, вскочил на ноги, бросился опрометью к двери, и был таков. Побежал он затем домой на хутор со страшной вестью, и пятки его так и сверкали, а вокруг звенела весенняя исландская ночь.

Но когда, запыхавшись, приближается он к родному хутору, то вдруг видит, что стоит там священник Эйрик в дверях, опершись руками в верхнюю их перемычку. Улыбнулся он при виде парня и говорит: "Почему бежишь ты так стремительно, дорогой?" Парень и не знал что на это ответить; ибо сейчас устыдился самое себя, потому как понял, что священник просто напросто об-морочил его*.

Тогда Эйрик и говорит: "Я тут вдруг подумал, что наврядли, мой дорогой, пожелаешь ты когда-нибудь вновь подобное увидеть?!"

* "сведущ в мистериях древних...." - (исл.) forn ískapi "знаток древнего знания или чародейства"

* чародейство - (исл.) fjöl-kunnigur, буквально "много-знание". (Сравни исл. marg-kunnigur "многознающий".)

* ведовство - (исл.) kunnátta. (Подробнее см. комментарии к рассказам "Об одном князе" [ведьмовство] выше, и "Гвюдбьярт Лохматый и Холарский епископ" [ведун] ниже.)

* sproti - "магический жезл для вхождения в холмы" (Подробнее см. краткое примечание к "Истории о бедной девушке и Сокрытом Народе..." выше.)

* об-морочил - т.e. сотворил для него наваждение, морок (sjón-hverfing). Ср. морокун "колдун", укр. морочити "одурять, лишать сознания, забивать голову" и тд. См. также краткое примечание к истории первой "О мастере Перусе", и само содержание обеих, о нем, историй.

Краткое примечание.

В этом рассказе один из самых известных исландских магов (а их там было предостаточно!) Эйрик Магнуссон из Вогр-оса проучил некого назойливого юношу при помощи наваждения (sjón-hverfing). Касательно самого наваждения: примечательно в нем здесь то, что как и в первой истории "О мастере Перусе" существа-иллюзии, возникающие на некоторое время по желанию мага, не произносят ни звука . Вероятно, именно здесь проходит "водораздел" между белыми оптическими обманами и черными иллюзиями "scin-cræft", scin-lac, scin-(ge)dwola, ge-dwimor) последние суть некромантия. (Сравни фантом Эйлинель, созданный волшбой саурона, когда Эйлинель уже была мертва. Ее призрак может голосом жаловаться своему мужу Горлиму. При помощи этого трюка вызова призрака умершей Эйлинель, некромант заманил в ловушку и захватил в плен скрывающегося воина Горлима. См. Дж. Толкин "Сильмариллион": "О Берене и Лютиэнь" и "Балладу об освобождении из рабства" (Лэйтиан).) Или:

"(Самозванец) по имени Десидериус...обманывал людей иллюзиями некромантии... О том, что он был сведущ в злом искусстве некромантии было известно из следующего...ибо когда кто-нибудь говорил о нем что-нибудь плохое вдали от него и тайно, (Десидериус) бывало упрекал того прилюдно говоря: "ты сказал обо мне то-то и то-то, а не пристало говорить подобное о таком святом человеке как я." Ну как иначе мог бы (Десидериус) узнавать об этом, если не демоны были его соглядатыми."

"История франков" Григория, Епископа Турского, кн. IX, гл. 6

Возможно, англосаксонский термин для обозначения некромантии "ge-dwimor", изначально, также как и исл. sjón-hverfingar, имел двойное значение. На это намекает профессор Дж. Толкин в своей книге "Властелин Колец", том 2, где в одной из песен встречается следущее: "В Dwimor(-dene), то есть в эльфийской (зачарованной) стране Лориэн [буквально Долине Иллюзий] ...." Толкин же употребляет в отношении совращенного тьмой мага-предателя Сарумана (одного из действующих лиц в его книге) прилагательное "dwimmer-crafty", т. е. "использующий иллюзии-фантомы для устрашения и подчинения других": "Саруман - колдун лукавый и dwimmer-crafty" ("Властелин Колец", том 2, гл. II). Вероятно, разница тут в механике создания иллюзий, и тех целях, которые преследует создающий эти иллюзии "многознающий". Белые оптические обманы нацелены на развлечение (например, исл. kukl фокусников, или эльфийские оживающие драмы), на спасение (ср. "Сагу о Хёрде", где описано как чародейка Скроппа пыталась путем наведения мороки спасти себя и хозяйских дочерей от грабителей. Те видели вместо Скроппы и дочек ясеневые сундуки), или вспомним истории о Перусе. Наконец, священник Эйрик, в "Визите в холм" проучил назойливого "сую-нос-в-чужие-дела". Все это - создание нематериальных иллюзий посредством внушения, гипноза (?), искусства слов и тд. Черные иллюзии творят через вызов и мучение душ умерших, "поднятие" мертвых, пособничество злых духов (демонов), и делают это с целью запугать, терзать и тд., с тем, чтоб подчинить своей воле и заставить служить.

Описание того, как страшные женщины возвращаются, неся в руках нож и корыто, живо напоминает один эпизод из "Саги о Греттире":

"Торстейном Белым звали одного человека...У него была жена по имени Стейнвор ...Считалось, что на дворе у них неладно - захаживают туда тролли...Около полуночи (гостивший там Греттир) услыхал снаружи страшный шум и вслед за тем вошла в покои огромная великанша. В одной руке она держала корыто, а в другой огромный нож. Войдя, она осмотрелась и, увидев (Греттира), бросилась на него..."

"Сага о Греттире", гл-вы LXIV-LXV, изд. подготовили О. А. Смирницкая и М. И. Стеблин-Каменский

Когда был я оседлым бондом* в Арна-стапи*, однажды вечером под Новый год, треть или же четверть моих домашних и работников покинула хутор и вышла за ограду. Тут видят они, те что отправились прогуляться - вереница нагруженных лошадей спускается по полю вниз. Не удосужились они пересчитать сколько именно их там было; однако явно не меньше десятка, не учитывая трех со всадниками: незнакомыми женщинами в седлах. Подъехали они со своим караваном к одному холму, который находится среди тамошних скал прямо над ущельем под названием Пумпа и исчезли все вместе, как показалось людям, внутри этого холма. Разумеется, был то Сокрытый Народ, переезжающий на зимние свои квартиры.

Заметил я когда жил в Арна-стапи и поблизости с Хелла, что Сокрытый Народ обитает там повсюду в холодных скалах, но не знаю я того, какой народ населяет остывающюю горную породу или лавовые пустоши*. Посему сошлюсь я в этом моем рассказе на то, что говорится в саге о Гейрмунде Верзиле; она же гласит:

"Тогда добрался я до большого лавового поля; в тот момент очутился я в скверном положении, потому как мои недруги шли за мной по пятам и расстояние между нами катастрофически сокращалось, того и гляди вот-вот меня настигнут. Стремглав бросился я по этому полю, они же - за мной следом. Натыкаюсь я вдруг на незнакомца облаченного в серую короткую куртку из грубой ткани. Обращается он ко мне со следующими словами: "Плохи твои дела Гейрмунд Верзила, ведь именно так можно сказать, когда враги твои настолько близко, а ты уж из сил совсем выбился. Но хочу я помочь тебе, если ты конечно не против?!" Едва мог я вымолвить хоть слово, ибо сильно запыхался, но все ж ответил: "Это принял бы я с благодарностью!"

Cовсем уж тогда приблизились мои враги и галдели изрядно. Тут вскинул незнакомец свою руку надо мной, затем взял меня самого за руку и повел прочь от них. Посоветовал он мне теперь идти помедленей и наконец отдышаться "потому , как враги твои потеряли тебя из виду" - cказал он. Заметил я затем, что они и правда меня не видят, так как услышал их негодующие и разочарованные крики: "Что произошло с негодяем? Лава его поглотила что ли, ведь не видим мы его?!" Наблюдаю я далее, как они ищут меня и не могут найти. Через некоторое время убрались они с лавового поля восвояси. Тогда вновь обратился ко мне незнакомец: "Ну что ж, избавлен ты от своих врагов на сей раз и сейчас расстанемся мы."

Я сердечно поблагодарил его за помощь и спросил как его звать и где его дом. Он и отвечает: "Имя мое Кари, но не открою я тебе где мой дом." Заметил я тогда: "Может статься, что ты живешь на этом лавовом поле?" - ибо я вообразил, что он разбойник. На это говорит он: "Не живут льювлинги* в остывающих скалах, скорее селятся там злые духи земли и наихудшие из немертвых и напускают они на живых мороку*."

Изчез он вслед за тем, я же некоторое время бродил по лавовому полю, до тех пор, пока совсем не утомился и не прилег поспать. "

* бонд - cм. комментарий к свидетельству "Поздний визит эльфы"

* Олав Свейнссон жил в Арнар-стапи ("Орлинный горный шпиль") на Мысу Снежной Горы на западе Исландии до 1818 или 1819 года.

* лавовые пустоши - (исл. hraun). Английский путешественник Генри Голланд в 1810 году так описывает исландские лавовые пустоши в своем дневнике:
"...Мы были восхищены, впервые увидев настоящую исландскую лавовую пустошь...Гигантская и хаотичная масса скальной породы, вздымающаяся над окружающей ее местностью, но ввергнутая внутри себя в любое вообразимое разнообразие странных и обрывистых форм - вот общий вид представляющийся взору. Следуя по узкой и неровной тропинке через лавовую пустошь, мы наблюдали там многочисленные трещины, большие пещеры и глубокие впадины..."

"Исландский дневник Генри Голланда, 1810 г, т. I: Путешествие по округу "Гульдбринге"

"...Мы вышли довольно неожиданно к большому участку лавовой пустоши, занимающей впадину между более высокими горами и простирающуюся в западном направлении к долине... Эта лавовая пустошь имеет все причудливые особенности того, что мы уже видели раннее - дикое хаотичное сонмище скальных масс, распадающихся на все вообразимое множество форм, местами напоминая в точности группы домов или фортификационные сооружения и тд. Наружная земная кора была везде полностью покрыта вулканическим шлаком и то и дело оказывалась искаженной самым необычным образом..."

Там же: Второе путешествие

В то время когда ярл Хакон Сигурдарсон правил Норвегией, жил там в долине Гаулар-даль бонд по имени Брюньольв по прозвищу Верблюд. Был он лэндрманом и свирепым воином. Жену его звали Дагню. Она была дочерью Железной Бороды из Юрьар (в Норвегии). Их сын Торстейн вырос крупным и сильным, и всегда проявлял исключительное упрямство и неуступчивость с любым противоречащим ему, не взирая ни на что. Не было равного ему по росту во всей Норвегии, и едва ли существовали там подходящие для него двери в которые он мог бы протиснуться. И поскольку казалось из-за этого, что проламывал он входы большинства домов, прозвали его люди Погибелью Хуторов. Он был грубым человеком с тяжелым характером, посему приобрел ему отец поскорее корабль и дал людей для путешествий. Участвовал Торстейн затем по очереди то в набегах ради добычи, то в торговых походах и преуспел во всем.

В то время пришел к власти в Норвегии конунг Олав Трюгвассон, ибо перерезал горло ярлу Хакону собственный его раб по имени Тормод Крюк. Стал тогда Торстейн дружинником конунга Олава и тот считал его доблестным мужем и ценил его весьма высоко, однако другие дружинники не ладили с Торстейном, говоря, что он слишком угрюм и своеволен. Обычно конунг часто посылал его на те поручениями, коих прочие избегали, и время от времени пускался он в торговые поездки с целью добыть конунгу различные драгоценности.

Однажды стояло судно Торстейна на якоре к востоку от Бала-гардс-сида (в водах Балтики?), и не было тогда попутного ветра. Высаживается он на сушу как-то по утру. Когда же сияло солнце в небесах на юго-востоке приходит Торстейн к какой-то поляне в лесу; прекрасный холм возвышался на ней. Тут видит он некоего коротко остриженного мальца стоящего на холме. Не заметив Торстейна тот и говорит:

- Мать моя, - просит он, - подай ты мне мой посох-клюку и плетенные шерстянные рукавицы, потому как хочу я отправиться в колдовской полет, ибо затевается сейчас пиршество в подземном мире.

За сим вылетел из холма посох-клюка похожий на кочергу. Оседлал малец его, натягивает рукавицы и...

Краткое примечание

В начале этой саги встречаются два интересных термина. Первый — это специфическое викингское выражение для счета времени: « [когда Торстейн пришел к поляне] солнце сияло на юго-востоке». По современному счету это было 9 часов утра.

«Поскольку время суток подсчитывали исходя из позиции солнца на небе некоторые часы варьировались по сезонам до разницы в один час. Хотя полдень и полночь всегда оставались неизменными. Итак, «солнце на севере» означало 12 часов ночи, «на северо-востоке» — 3 часа утра, «на востоке» — 6 часов утра, «на юго-востоке» — 9 часов утра, «на юге» — полдень, «на юго-западе» — 3 часа пополудни, «на западе» — 6 часов вечера, «на северо-западе» — 9 часов вечера».

E.V. Gordon, «An Introduction to Old Norse», p.211.

Второй интересный термин, который встречается в этом тексте — gand-reid, колдовской полет, или, более точно, — «полет на [колдовском] посохе» (gandr). Предположительно, впервые термин gandr встречается в рунической надписи V (?) века как (wi)gand(ir) «не подверженный (неподдающийся) колдовству»*. Исходное значение термина gandr утеряно и неопределенно, хотя он встречается в составе некоторых имеющих отношение к магии выражений в нескольких древнеис-ландских поэмах и сагах. Но, к сожалению, там этот термин имеет несколько «аллегорическое» значение (см. например, «Сагу о побратимах» или «Прорицание вёльвы» 22, 29). Наиболее же вероятное значение gandr'а как «колдовской, магический посох» подтверждает профессор Толкин в своем примечании касательно имени «Гэнд-альф» (точнее — «Ганд-альв», Gand-álfr). Он пишет, что истинное значение этого имени — «эльфийское (чародейское) существо с магическим жезлом». Таким образом, gand-reid можно перевести как «полет (поездка) на магическом жезле».

Краткое описание этого эпизода саги встречается в исландской рукописи XVII века:

Отмечено в «Саге о Торстейне Погибели Хуторов», что парнишке-льювлингу нужны были специальные предметы для того, чтобы отправиться в Подземный Мир (Undir heimar), а именно: посох и рукавицы или перчатки, чтоб не имела над ним власти водная стихия, и чтоб никто не увидел его. Торстейн поспешил за ним в реку. И кажется ему, словно он бредет в дыму, ибо он имел такой же посох и рукавицы. Спускаются они туда, где река низвергалась вниз из ущелья. Вот тут и были доказаны слова древней пророчицы (вёльвы), которая давно вещала что: «Девять помню я миров, у девяти корней могучего Древесного Мерила под землей» (песнь «Прорицание вёльвы» в Старшей Эдде), поскольку там [куда спустились Торстейн и парнишка-льювлинг] были зеленые поля и мягкая прекрасная трава, растущая повсюду в изобилии.

Из рукописи «Tíð fordríf», написанной Йоуном Гвюдмундссоном Ученым в 1644 году

В сборнике И. Арнасона есть несколько более поздних исландских историй, где встречается термин gand-reií, но там он уже почти полностью утратил свое исходное значение полета на колдовском посохе*. Весьма интересные соображения относительно нескольких значений термина gandr можно найти в книге норвежского профессора Магнуса Ульсена**.

* Восточный Путь — исл. Austrvegr — в «Королевских сагах», «Сагах о древних временах» и «Рыцарских сагах» этот термин означает лежащие на востоке земли: Русь, земли вендов, восточную Балтику.

* См. Э.А. Макаев. Язык древнейших рунических надписей. Стр.105, 141; М. Olseri. Þættir um líf og ljóð P.65, 69.

* См., напр., переводы сказок «Аульва Ульвхильдур» и «Хиль-дур — королева аульвов» в кн.: Скандинавские сказки. 1982.М.,

** М. Olsen. Þættir um líf og ljóð.

Священник Гвюдбьярт из Лофаса слыл наилучшим ведуном* Исландии 15 века, однако не вредил он никому своим ведовством, ибо был очень добрым человеком. Но все же из-за слухов о его занятиях магией ополчился на него епископ из Холара, и решил лишить Гвюдбьярта сана. Отправился он из дому, с этой целью, вместе с несколькими священниками и служками. И как только отошли они недалеко от дома потеряли они дорогу и совсем перестали узнавать местность, по которой шли. И длилось все это покуда не вернулись они назад в Холар и не взошли обратно в общую комнату.

В другой раз собрался наш епископ в путь, да забрел со всеми своими людьми на север, на пустошь Хьяльта-дальс-хейди. Закружила их там внезапно поднявшаяся метель мешая идти вперед встречным ветром и снегом застывающим скользким настом. Все вокруг тогда было молочно-белым. Вдруг свело животы всем им кто там был так, что пришлось немедленно облегчиться, но когда собрались они подняться, то не смогли. Вскоре совсем они закоченели и не видят, наконец, никакого иного выхода, чем [*að heitáthvi fyrir til lausnar чтоб] повернуть домой. Не обошлось без того, чтоб люди не стали высмеивать эти путешествия епископа, но никогда не делал этого священник Гвюдбьярт. Говорил он, что думает, что не найдет епископ дороги к нему, ибо не нуждался он для того в столь многочисленной свите.

Спустя какое-то время приключилось епископу быть с еще одним человеком на севере в Эйа-фьордах. Решили они заглянуть в тот же раз (благо было по пути) к священнику Гвюдбьярту. Добрались они до церквушки в Лофасе быстро и случилось так, что никого не было снаружи. Заходит епископ тотчас в общую комнату. Видит он, что священник сидит за столом подперши рукой щеку, а перед ним развернута книга. Ухватил епископ эту книгу, однако как он ее ни вертел - не увидел в ней ничего кроме чистых неисписанных страниц. Епископ спрашивает священника для чего ему эта книга. Тот отвечает, что держит ее для проповедей.

     - Ты, я думаю, хранишь ее для службы нечистому, - обличает его епископ гневно.

Но едва слетело сие с его губ, видит он бездну с темно-синим пламенем, а сам он стоит на самом ее краю. И черная рука хватает полу его накидки и собирается стащить его в огонь. Заголосил тогда епископ и взмолился:

     - Бога ради, помоги мне, господин священник!

Протянул ему Гвюдбьярт руку и сказал: "нечистый! Изыди от него!"

Стало затем опять все по-прежнему. Тогда молвил священник:

     - Неудивительно, что недруг рода человеческого всегда оказывается поблизости с теми, у кого его имя на устах, и с теми, кто не желает мира Господнего тому дому, в который они приходят. Не в привычке у меня так поступать, хоть и обвиняешь ты меня в том, что я оставил истинную веру.

Смягчился на это епископ несколько в речах, и разговаривали они затем вдвоем долго. После расстались они друзьями; говорил епископ, что желает всем быть столь же богобоязненными как Гвюдбьярт. Никогда не пользовался священник более своим ведовством.

Торкелем звали сына священника Гвюдбьярта. Он написал первую книгу рун "Серая Кожа", которая стала источником всего колдовства* последующих веков. Эта книга хранилась долгое время в школе при кафедральном соборе Холара, и выучили некоторые из воспитанников кое-что из нее; главным образом первую ее часть, которая была написана обычным алфавитом. Она не служила пособием по заклинательной магии* или экзорцизмам*, но посвящала лишь в секреты безвредного волшебства, как то: борцовой магии*, хиромантии* и прочего в том же духе. Потому могли эти воспитанники достичь царства небесного, хоть и выучили они первую часть. Вторая же, более длинная часть, была наоборот написана запутанными рунами*, которые мало кто смог постичь, и конечно, ее чтение было запрещено им учителями. Там внутри содержалось сильнейшее колдовство и стали подлецами и бедолагами все те, кто по ней упражнялся.

* ведун - (исл.), буквально "знающий человек", от "знание, опытность, сноровка".

* колдовство - (исл.) fjöl-kyn(n)gi от kyngi "знание" (Ср. глагол kunna "знать") и приставки fjöl- "много", т.е. буквально "много-знание".

* заклинательная магия - (исл.) galdur от глагола gala "петь, заклинать". (См. также краткое примечание к "Древним законам Норвегии" ниже.)

* экзорцизм - (позднеисл.) særing от глагола særa "заклинать, экзорцировать". Йоун Арнасон дает следующее определение этого термина:

"Помимо рун, чародейских знаков (galdra-stafir) и заговоров (forma lar), люди верили в действенность særingar (экзорцизмов)...и монотонно бормотали или зачитывали их вслух для защиты от слуг нечистого и злых духов, всех видов волшбы (galdur) и вредительских посылов (sendingar), призраков и дурных людей, гнева и воровства... Несколько позже эти særingar (экзорцизмы) уже не считали магией (galdur), а скорее лишь верной защитой супротив вредительской магии (galdur)...и конечно же, в (экзорцизмах) много раз призывают на помощь Троицу, святых и ангелов. Сие чередуется там со страшнейшими оскорблениями и проклятиями нечистому и его присным. Большинство særingar (экзорцизмов) были либо целиком в форме песни (ljóð), или проза шла в них вперемешку с песней. Очень редко særingar (эзорцизмы) сочинялись только прозой."

Самый могучий экзорцизм такого рода (в форме песни) под названием "Отпугнуть злого духа" (fjanda-fæla) был сочинен в 1611-1612 годах Йоуном Гвюдмундссоном Ученым. (См. краткое примечание к рассказу "Чаро-Лейфи".)

* борцовая магия - (исл.) gli mu-galdur

* хиромантия или "руковолшвение" - (исл.) lófa-list

* запутанные руны - (исл.) villu-rúnir "сбивающие с толку руны, т.е. зашифрованные руны, созданные для того, чтоб путать, и скрывать свое истинное значение." (С. Флаувэрс "The Galdrabok")

Другими словами, villu-rúnir - это особая руническая система, где большинство, или каждый обычный рунический знак (намеренно) не совпадает с традиционным его прочтением.

Краткое примечание.

Церквушка в местечке Лофас (в Исландии) напрямую связана с известной, так называемой, Лофаской копией "Младшей Эдды", которая несколько отличается от остальных, похожих между собой, копий. Говорят, что в этой церквушке долго хранилась собранная в 15 веке Торкелем, сыном Гвюдбьярта Лохматого, весьма примечательная коллекция книг. Она состояла из латинских и немецких книг по естествознанию, житий святых, рукописей по астрономии, алхимии, травников и тд. В 17 веке священником в Лофасе был один из самых известных ученых людей Исландии - Магнус Олавссон, который был, к примеру, автором первого исландского словаря, составленного в алфавитном порядке и тд.

В своих трениях с вышестоящей церковной властью священник Гвюдбьярт пользуется различными видами магии. Вероятно, в первом случае производимые им действия были сходны с приемом, к которому прибег некий Сван из "Саги о Ньяле":

"Сван взял козью шкуру, обвязал себе ею голову и сказал:

- Встань, туман, нагрянь, слепота и морока, на всех, кто...(идет сюда с дурными намереньями)"

гл. XII, перевод С. Д. Кацнельсона

Довольно-таки вредная магия использованная Гвюдбьяртом во второй раз, отражена в нескольких сохранившихся колдовских "рецептах" под заглавиями: "Как проучить человека таким образом, чтоб он не смог усваивать пищу в течении всего дня" и "Руны, вызывающие непрерывное испускание ветров". Также, известен способ "Чтоб помешать нежеланному гостю попасть в ваш дом".

О невидимых буквах на кажущихся неисписанными страницах см. рассказ "Юная эльфа по имени Има" (в самом тексте). Эта идея взята из рукописи Tíðfordríf, написанной Йоуном Гвюдмундссоном Ученым в 1644 году, по просьбе Скальхольтского епископа Брюньольва Свейнссона. Того самого Брюньольва, что нашел рукопись прославленной "Старшей Эдды".

В последнем эпизоде Гвюдбьярт наказывает Холарского епископа за злые слова созданием для него иллюзии (sjón-hverfing) ".

Торкелю, сыну Гвюдбьярта, приписывается в этом рассказе создание магической книги "Серая Кожа" (Grá-skinna). Ее название живо напоминает названия двух известнейших сборников древнеисландских саг - Fagr-skinna "Красивая кожа" и Morkin-skinna "Гнилая кожа". (В обоих случаях речь идет об обложках.)

Исландские саги сохранили предания о двух основных чародейских книгах острова. Кроме уже упомянутой и описанной "Серой Кожи", состоящей из двух частей про белую и черную магию, рассказывают еще о "Красной Коже" (Rauð-skinna) - зловещей книге, обучающей некромантии, которую сочинил в 15 веке самый мрачный колдун Исландии, епископ Готтскальк Никлассон Жестокий. Считается, что она написана позолоченными рунами на красном пергамете (откуда и произошло ее название).

Некие (возможно сродни упомянутым?) оккультные книги (fjölkyngis-bækur) появляются в эпизоде одной из (переводных с латыни) древнеисландских "Апостольских саг" - "Саге об апостоле Якобе":

"Затем взял маг Гермоген посох апостола Якоба и отправился безбоязненно к себе домой. Собрал он там, и нагрузил себе и своим ученикам на спины, сундуки набитые колдовскими книгами (fjölkyngisbækur) и бросил их наземь у ног Якоба и возжелал сжечь их в огне..."

"Сага об апостоле Якобе I"

Был как-то в Исландии человек по имени Йоун. Он жил на востоке Эйрар-бакки вместе со своей матушкой. Этот Йоун прославился как редкостный силач.

Каждую весну приплывал в их края один торговец, сбывал летом свои товары, и отбывал осенью восвояси. Случилось однажды Йоуну быть поблизости, когда вновь приплыл торговец и собирался выгружать на берег свое добро - бочки с мукой. Увидя Йоуна он взял две полных бочки, связал их вместе и сказал, что отдаст их задаром, если Йоун донесет их до своего дома. Тогда забросил наш силач обе бочки себе на плечи и играючи снес их к себе. Видит торговец что придется с этим смириться, но понятно, что потеря бочек пришлась ему весьма не по вкусу. Спустя какое-то время встречает он Йоуна и говорит ему:

     - Следующим летом подвергну я тебя испытанию посерьезней - привезу я паренька, с которым ты померяешься силою.

Йоун отвечает, что ему, мол, все равно, хотя согласен он бороться с обычным человеком*, но не собирается, говорит, выходить супротив троллей* или негров*. На том они и расстались; уплыл торговец прочь.

Прибывает он, как обычно, следующей весной. Находит затем Йоуна и уведомляет того, что пришло время для поединка с одним молодцем, коего он привез из далека. Йоун соглашается с великой неохотой, "ибо дурные предчувствия гнетут меня относительно этого противника." Отправляется он к себе и подготавливается к схватке следующим образом: прилаживает он один кусок войлока себе на спину, а другой на грудь, и обворачивает свои руки пеньковым канатом так, чтоб нельзя было его самого с легкостью стиснуть. Затем набрасывает он поверх себя широкий плащ. После, идет Йоун туда, где торговец выбрал площадку для борьбы и воздвиг там уже большую каменную плиту с острым краем.

Тут видит Йоун, что четверо моряков ведут на берег негра, и был тот ужасен - тучен как бык и черен словно Хель*. Как только подошли они поближе - тотчас спустили своего питомца. Бросился тот словно разъяренный тролль на нашего Йоуна. Схватились они не на шутку. Чувствует Йоун что недостает ему сил против негра. Тогда не остается ему ничего другого, кроме как сначала только лишь обороняться. Длится это до тех пор, покуда не выдохся чудовище-негр - ни вывесил язык, и не изошелся пеной. Затем гонит его Йоун к плите, а приблизившись к ней, прыгает через нее, и ударяет негра о плиту с такой силой, что разлетается на куски грудь монстра, да так, что издох он там.

Невероятно разозлися торговец на это, ибо с трудом добыл он своего негра, и возлагал на него большие надежды. Говорит он Йоуну:

     - Ну, либо ты добудешь для меня самую наиученейшую книгу*, какая только существует на свете, или же погублю я тебя!

Йоун отвечает что не боится его угроз. На том расстаются они, и осенью торговец убирается восвояси...

* Обычный человек (mennskur maður)- "человеческое существо, смертный человек". Таким термином древние германцы особо обозначали обычных людей (т.е. себя и своих соседей - кельтские, финно-угорские, романские, греческие и славянские народы), обособляясь как от светлых "сверхестественных" племен (асов, ваниров, эльфов), так, главным образом, и от сил мирового зла, которые выступят в конце мира против асов, людей и др. с целью разрушить существующее мироздание и погрузить все в хаос. Полу-эльфы и полу-тролли (hálf-tróll, blendingar) уже не относились к mennskir menn.

* тролли (исл. tröll) - Северные великаны-тролли были крайне безобразны. Появлялись они на земле ночью. Глаза их во тьме горели вечной яростью и злобой на угрюмых, цвета лыка с пеплом, лицах. На рассвете, под солнечным светом они, если не успевали укрыться под землю, превращались в скалы. Исландия изобилует такими скалами, название коих указует на происхождение их из окаменевших троллей. Скандинавы четко отличали великанов-троллей от других разновидностей великанов и гигантов: турсов, йотунов, скальных-жителей, "рисар", сыновей Муспелля и др...Позже, троллями стали называть демонов.

* негры (исл. blá-menn)- буквально, "иссиня-черные люди": " 1) эфиопы, негры; 2) черные демоны, черти". (См. Дж. Толкин "Sigelwara land", I, стр. 192, примечание 2, Medium Ævum.) Возможно второе значение blá-menn имеется в виду в главе первой "Круга Земного"(?): "В Большой Швеции....множество разных народов и языков; (там есть) великаны и карлики, и blá-menn ...."

* По представлениям германцев и скандинавов Хель - повелительница поземного мира, в котором находились чертоги умерших от старости и болезней людей. Подробнее см. краткое примечание к "Гейрмунду Кожа-как-у-Хель" ниже.

* наиученейшая книга (исл. vísinda bók) буквально, "книга знаний". В исландском это выражение имеет (как и все, что касается глубокого знания) магический оттенок. Сравни vísinda-kona - "пророчица, прорицательница":

"Гвюдрид и говорит:

     - Я не ворожея (fjöl-kunnigr) и не прорицательница (vísinda-kona) src="trans-win.files/pic183.gif" align=absBottom> хотя...моя приемная мать научила меня песне призывающей духов (varð-lokur) ...

Затем подходили все к прорицательнице (vísinda-kona) ...и спрашивали у нее то, что им было наиболее любопытно знать."

("Сага о Торфинне Карлсефни" или
по-другому "Сага об Эйрике Рыжем")

vísinda-maður "прорицатель"; в современном исландском это - "школяр, научный работник".

Его считают самым благородным из числа первых исландских поселенцев. Неподалеку от ущелья Скард на побережье Скардс-стронд есть очень глубокий источник имя которому Андар-кельда*. Говорят, что там Гейрмунд спрятал большое богатство*. Множество историй связанных с этим рассказывали в последующие века о том, как пытались достать то богатство. Но, как водится, все усилия оказались тщетны. Кроме того, ходят слухи, что Гейрмунд спрятал свой пояс и нож на вершине скалы Дранг* между Скард и Графа, но скала эта представляет собой настолько крутой горный шпиль, что едва ли возможно человеку туда забраться, чтоб достать эти драгоценные вещи.

Священник Фридрик пишет в описании своего прихода о том, что жена Гейрмунда Хердис* похоронена под Иллтуркудис в Скарде и в честь нее названо ущелье Харисар-гиль*, что рядом с Иллвита, между Бармс и долиной Хварвс-даль. Люди говорят, что Хердис укрыла богатство в Харисар-гиле именно, как ее муж Гейрмунд в Андар-кельда.

* Кельда (kelda) - "источник или яма со стоячей водой в болотистой почве". Андар-кельда - "Утиный источник".

* См. "Ланднама-бок", часть II, гл. 20, стр. 125. (Примечание Йона Арнасона.)

* Дранг (drangr) - "одиноко-стоящая скала. Исландцы говорят про скалы такого типа, что это ночные тролли обратившиеся в камень на рассвете. "

* Хердис - в "Ланднама-бок" ее зовут Херрид, но Хердис в "Мела-бок". (Примечание Йона Арнасона.)

* Харисар-гиль (gil) - "ущелье с потоком на дне".

Краткое примечание.

Гейрмунд Кожа-как-у-Хель был весьма примечательным персонажем в истории и легендах Исландии. Вот еще несколько историй о нем, взятых из разных источников, которые повествуют о его рождении, поясняют происхождение его прозвища и тд:

"Конунг Хьёр совершил набег на землю бьярмов (пермяков), и там он захватил, в числе прочего, дочь конунга бьярмов Льювинэ. Она оставалась в его владениях в Рогаланде, когда сам Хьёр снова отправился в поход. Тогда же, она родила ему двух сыновей. Одного назвали Гейрмунд , а другого Хамунд. Они были весьма темнокожи. В то же время родился у ее рабыни сын. Ему дали имя Лейв, и его отцом был раб по-прозвищу Лод-хатт ("Лохматая Шляпа"). Лейв был белокож. Вследствии чего, королева Льювинэ подменила собственного ребенка сыном рабыни и назвала Лейва своим сыном. Однако, когда конунг вернулся домой - невзлюбил он Лейва и сказал, что тот настоящий заморышь. В следующий раз, когда конунг отбыл в викингский поход, королева зазвала к себе в гости скальда Браги и попросила его поделиться своими мыслями об этих детях - им тогда исполнилось три зимы. Она заперла их в зале вместе с Браги, а сама укрылась на досчатом возвышении для женщин. Браги сказал следущее:

	  Двое тут со мной под крышей - доверяю им обоим,
	  Хамунду и Гейрмунду - детям Хьёра конунга!
	  Третий, Лейв Лод-хаттар-сон,
	  Отпрыск он рабыни; раб - муж наихудший!

С этими словами Браги ударил прутом по тому досчатому возвышению, на котором притаилась королева. Когда же конунг вернулся домой, она рассказала ему обо всем, и показала ему настоящих его сыновей. Он заметил, что никогда прежде не видал еще такой Кожи-как-у-Хель*, - и это прозвище навсегда осталось с обоими братьями.

Гейрмунд Кожа-как-у-Хель был конунгом многих дружин. Он ходил викингом на запад, а владения его были в Рогаланде. Но когда он вернулся наконец из набегов на дальние края...конунг Харальд Прекрасноволосый одержал победу в битве в Хавра-фьорде, а затем покорил весь Рогаланд и изгнал оттуда многих знатных людей из их наследных земель...Тогда Гейрмунд...принял решение отправиться на поиски Исландии...Он вошел (там) в Брейда-фьорд ("Широкий фьорд") и поставил свои корабли у Элида-острова...Он жил в Гейрмундовом поселении (Geirmundar-staðir) неподалеку от ущелья Скард... Когда Гейрмунд расхаживал промеж своих [находящихся вдали друг от друга] четырех хуторов - всегда сопровождало его восемь десятков человек. У него было очень много денег и несметное количество домашнего скота...Мудрые люди говорят, что он был самым благородным из числа первых исландских поселенцев. Однако он почти не конфликтовал здесь с другими, ибо приплыл сюда уже довольно старым...Гейрмунд спрятал большое богатство в Андар-кельда (см. выше), который неподалеку от ущелья Скард...Гейрмунд почил в Гейрмундовом поселении и был он похоронен в корабле в лесу неподалеку от его двора."

Из "Книги о заселении Исландии", часть II, гл. 17.

Когда "скальд силы" и лучший знаток Сокрытого Народа Йоун Гвюдмундссон Ученый жил в 1610 году на Островах Олава, что в Широком фьорде, неподалеку от ущелья Скард, на северо-западе Исландии, "Йоун прекратил там посмертные визиты Гейрмунда Кожа-как-у-Хель (aftur-ganga). Так что, в соответствии с этим, люди с побережья Скардс-стронд, в первую декаду семнадцатого века, прекрасно помнили о первых тамошних поселенцах. В рукописи "О (моем) происхождении и роде" Йоун Ученый пишет также о злом заклятье (álög), наложенном на Гейрмунда, "что никогда не умрет сей муж от раны, нанесенной железом, в Скарде, покуда не извлекут его сундук с сокровищами из Андар-кельда и тд."

Из "Эддических писаний Йоуна Гвюдмундссона Ученого", том I,
< введение, стр 65. Изд. и коммент. - Эйнар Г. Пьетурссон

Другими словами, жители тех мест, где был похронен Гейрмунд Кожа-как-у-Хель считали, что нет ему покоя в могиле, т.е. оттого, что он был похоронен как язычник и был обременен спрятаным кладом и проклятием, Гейрмунд после смерти превратился в немертвого (draugur) и наносил ночами ущерб людям и скоту. Исландские "немертвые-драуги" отличались от континентальных призраков тем, что были "материальны". Во времена викингов их побеждали физической силой или смекалкой. (См. "Сагу о людях из Лососьей Долины", "Сагу о людях с Песчаного Берега", "Сагу о Греттире".) Позже "драугов" изгоняли магическими поэмами (cр. særingar из комментариев к рассказу "Гвюдбьярт Лохматый и Холарский епископ"), чародейскими фигурами (galdra-stafir), особыми травами (grös), и диво-камнями (náttúru-steinar). (См. краткое примечание ко второй истории "О мастере Перусе...")

* Хель - "дочь (зловредного) Локи...(ас) Один низверг ее в Нифль-хейм (подземный мир) и поставил ее владеть девятью мирами, дабы она давала приют ...всем...а это люди умершие...Хель наполовину (иссиня-) черная, а наполовину - цвета мяса."

"Младшая Эдда", перевод О. А. Смирницкой;
дополнения в скобках мои.